жажду мою от родника Твоего всепрощения и напитать душу мою от стола Твоего благословения.
Дорогой Господь наш, посмотри на моих братьев и сестер, и Ты увидишь, что они готовы к обновлению. Позволь нам снова стать едиными с Тобой, дабы мы могли вымести вон чудовищ, обложивших нас в святом храме Твоей Земли. Боже, мы присоединяемся к Тебе в аду, который создали сами. Дорогой Господь…
Слезы бежали по нашим щекам, но Билл, по крайней мере, знал, почему он плачет. Я же плакал от смятения и страха.
Билл еще не знал самого худшего. Я же заглянул в ад и видел, что произойдет со всеми остальными детьми Божьими.
Каким-то образом я сумел пробраться мимо тех, кто завывал на полу возле экрана.
'Горячее кресло', передача от 3 апреля (продолжение):
РОБИНСОН…Ладно, значит, вы считаете, что это поможет. Ну, а что будет со мной, Дороти Чин и остальными? Что произойдет, если один из нас не захочет встать внутри этого вашего круга? Что вы собираетесь сделать с нами?
Убить? Вышвырнуть вон? Что?
ФОРМАН. Вам действительно это трудно понять, Джон, да? Вы не способны отделить идею от человека, который ее высказывает. Это не круг людей. Это ере, обитания идей, а люди - часть этой среды.
РОБИНСОН. О, громкий смех! Вы все время заявляете, что хотите всеобщего равнения на великую цель. Ну, мы наблюдали, как Сталин и Гитлер добились равнения в своих странах. Им приходилось убивать каждого, кто не согласен.
Как далеко готовы зайти вы с вашим равнением на идею? Вы не собираетесь строить концлагеря для тех, кто не захочет равняться на вас? Весь этот пышный жаргон - лишь еще одна тачка психопатического трепа с Западного побережья, всего лишь новый способ для представителей левой элиты, подобных вам, протаскивать идею тоталитаризма. Вы все время толкуете о запрете права на несогласие, данного Богом американцам…
ФОРМАН (перебивает). Замолчите, вы, жизнерадостный идиот! Теперь моя очередь говорить. Я ваш гость, а не заложник! Или вас не научили хорошим манерам в той модной школе на Восточном побережье, из которой вас вышибли коленом под зад? Вы задали мне вопрос - и я собираюсь ответить. Все дело в том, что вы страшно боитесь, как бы с вами не начали обращаться столь же скверно, как вы обращаетесь с другими. Вот почему вы никогда не осмелитесь позволить кому-нибудь выразить несогласие с вами на вашем же собственном шоу. Вы занимаетесь тем самым тоталитаризмом, который клеймите. Если бы это попробовал сделать я, вы обвинили бы меня в самом гнусном лицемерии…
ФОРМАН (продолжает после рекламной паузы).…Я хочу рассказать вам о том, что сильно меня тревожит. Я не сплю из-за этого ночами. Старая песня, но она по-прежнему не дает покоя: 'Первой на войне убивают правду'. Хайрам Джонсон заявил это сенату Соединенных Штатов в 1917 году. Это не только ваша дилемма. Это волнует всех нас, и больше других - президента. Один из вопросов, который она постоянно задает: 'Как нам объединиться для сражения, не жертвуя наиболее ценными качествами в нас самих и в нашей системе правления, которую мы хотим сохранить?' Этот вопрос возникает снова и снова, почти на каждом ночном мозговом штурме в Белом Доме. Президент называет нас Коллоквиумом прикладной философии, но, по сути, мы лишь сборище старых ископаемых, пытающихся решить проблему, как правительству удержаться у власти - по возможности не нарушая законов - во время глобального кризиса.
РОБИНСОН. Все правильно. И вы по-прежнему настаиваете, что никакой тайной группы и никакого тайного плана не существует?
ФОРМАН. Нет никакой тайной группы и нет никакого тайного плана.
Видеозапись всех до единого совещаний доступна для любого желающего, она есть в административной сети. У нас нет тайн и нет власти. Все, что мы делаем, - это даем рекомендации президенту, потому что она просит об этом.
РОБИНСОН. А как же насчет прав граждан? Разве мы не имеем права голоса?
Как же насчет демократии? Как насчет права на несогласие?
ФОРМАН. Этим мы здесь и занимаемся, Джон. Не соглашаемся. Наша система основана на предпосылке, что правительство подотчетно гражданам. Некоторые граждане понимают это так, будто люди имеют право не соглашаться с правительством. Но это некорректный способ выражения данной предпосылки, а в конечном итоге и некорректный способ ее понимания, потому что мы облагораживаем несогласие ради несогласия. Несогласие само по себе не обладает врожденным целомудрием.
РОБИНСОН. Ну, а как же быть с несогласием на службе истине?
ФОРМАН. Этим оправданием пользуются для любого несогласия - даже в тех случаях, когда оно не служит истине. Позвольте мне поделиться с вами одной мыслью. Мы рассматривали вопрос несогласия в целом, и нас посетило одно из тех озарений, которые изменяют весь спор. Вы готовы его воспринять? Мы не соглашаемся только с тем, чего не знаем.
РОБИНСОН. Что?
ФОРМАН. Я повторяю: мы не согласны только с тем, чего не знаем. Это как часовая мина. Вам придется жить с этим какое-то время, пока до вас наконец не дойдет. Но на самом деле все очень просто: когда не соглашаются две партии - чего бы ни касалось несогласие - это говорит о том, что одна или другая партия или обе вместе не имеют полной информации. Люди не спорят насчет цвета неба или что камни твердые, а вода мокрая. Они уже знают это.
Люди не спорят насчет того, что им известно. Они спорят о том, чего не знают, но во что верят. Вера - еще не знание. Вера - убежденность, за которой не всегда стоит истина. Вера - это что-то, что кажется вам верным или что вы хотите видеть верным, но пока это не доказано. Знание не нуждается в споре. Его можно продемонстрировать. Доказать. А веру - нельзя.
Вы улавливаете различие?…
Гастроподы, похоже, охотятся в основном утром и вечером, что позволяет им избегать дневной жары. Впрочем, в областях, близких к экватору, гастроподы охотятся и едят в темноте, часто предпочитая для этого самые глухие предрассветные часы.
26. Иллюстрации к казни
Наберитесь терпения. Эволюция с вами еще не закончила.
Пятьдесят километров к югу от Япуры. Мандала где-то за горизонтом. Небо пылает. Джунгли вянут, гнойные полосы тянутся до края мира.
Внизу группа из двух-трех десятков червей в благоговении смотрит на огромного розового небесного кита. Они Поют ему песнь бесплодной надежды.
Кое-кто из них ждал в нашей тени с того момента, когда корабль встал на якорь. Эти черви уже устали и заметно ослабели. Двое совсем выбились из сил и застыли. Но все время прибывали новые хторры - пять-
