Со стороны озера послышался всплеск. Дог побежал обратно, только вместо шпалеры на сей раз волочил за собой пожеванную пику. Кардинал повернулся ко второму воину. Я, пожав плечами, закрыл блокнот. Пресс-конференция подошла к концу.
Перед нами возвышались изумрудные кусты лабиринта Иниго. Над ним парил голубой воздушный змей, украшенный королевским гербом, чей повод соединялся с неким объектом, двигавшимся среди лиственных стен. До нас донеслось явственное женское хихиканье. Вулли одернул одежду, откашлялся и направился к арочному входу в лабиринт.
— Ваше высочество? — негромко спросил он.
Несмотря на солнце, мне внезапно стало холодно, а потому я нервным и весьма присущим мне жестом почесал бороду и поспешно отступил в сторону будки привратника на Городской дороге.
Примерно в четырнадцати милях к востоку от дворца, в Большом парке Виндзора, находился Королевский охотничий домик. Сейчас он содрогался от звука грохочущих башмаков и лая баухаундов — этих крепких, печальных ретриверов из Абиссинии, известных своими блестящими охотничьими качествами, обширными подгрудками и обильным слюноотделением. «Распускает слюни, как баухаунд» — это выражение известно, наверное, каждому человеку в Союзе. Впрочем, отвисало и болталось у этих собак буквально все.
Акварельные небеса выхолощенного голубого цвета омывали распухшее солнце. Прозрачный туман холодным дымом поднимался над мокрой крапивой и кустами бузины, вился вокруг и струился сквозь заросли бука, огромных дубов и боярышника. В отдалении косули и лани, предчувствуя недоброе, скрывались во мгле раннего утра, убегая прочь от лизунцов.
Виндзорский охотничий домик был построен для двадцать четвертой Елизаветы как подарок герцогом Картахены, неким Гонсало де Руизом, упорным охотником и еще более упорным ухажером ее величества. Многие при дворе говорили, что сие подношение забило последний гвоздь в гроб Гонсало. Это было неправдой. Последний гвоздь в него забил Ральф Логге, столяр из Черч-энда, но вот заказ он получил явно благодаря подарку де Руиза. Елизавета XXIV с крайним скептицизмом отнеслась к перспективе перемещаться по лесу следом за испуганными оленями и втыкать в них стрелы с железным наконечником сквозь отверстия, которых у животных сроду не водилось. Несчастный Гонсало, ослепленный любовью и амбициями, не понял этого и регулярно наносил визиты в Виндзор, одетый в новые охотничьи штаны в клетку, самый модный маскировочный камзол, твидовую спортивную шляпу с ушами, при полном наборе приманок, манков, свистков, кастаньет, а также с огромным trousse de chasse, [4] в котором было столько холодного оружия, что этого арсенала хватило бы на вооружение целой армии ландскнехтов и еще бы осталось повесить пару особо примечательных ножей над камином.
Гонсало пытался привлечь внимание ее величества размышлениями о правильном натягивании тетивы составного лука, о тренировке собачьей стаи, о плюсах и минусах растяжек из колючей проволоки, об использовании арбалета для вящего удовольствия и выгоды, о своевременном обнаружении грязевых червей в стуле гончих и множестве других секретов охотничьего искусства. Частенько он просил королеву составить ему компанию около полудня в парке. Она отклоняла его приглашения по причине важных встреч в Звездной палате касательно национального импорта. Частные дневники Елизаветы XXIV показали, что «важные встречи касательно национального импорта» почти всегда оборачивались игрой в блошки с членами Тайного Совета. В них также обнаружились свидетельства того, что она называла Гонсало не иначе как «вонючим маньяком со стрелами».
В конце концов картахенец пришел в полное отчаяние, видя, что его мужские чары не имеют ровным счетом никакого эффекта, и решил сделать неожиданный ход, который, по идее, должен был ускорить завоевание королевского сердца. Он подарил предмету своей страсти охотничье поместье. Спроектировал здание знаменитый архитектор Морилло Барселонский в манере чурригереско. [5] С технической точки зрения то был стиль, в котором питали слабость к спиральным колоннам, изломанным арочным фронтонам и пилястрам с несколькими капителями. На практике же чрезмерное богатство украшений и декора похоронило под собой само строение. Морилло заверил Гонсало, что это «последний писк моды».
Елизавету дар явно впечатлил. Уже через неделю она приказала обезглавить ухажера по обвинению в заговоре с целью высмеять королевскую персону. Она всегда считалась мягкой и спокойной императрицей, а потому сия история прекрасно демонстрирует всем желающим пределы, за которые монарха лучше не выталкивать.
В этот туманный полдень святого Дунстана люди, вышедшие из поместья, явно не думали о незадачливом Гонсало и его опрометчивой чурригереске. (Разве только периодически их посещали мысли вроде: «Если это такое украшение фронтона, то где же, черт возьми, дверь?» и «Как же, проклятие, выбраться из этого позабытого Богом сарая?».)
Процессию из загонщиков, собачьей своры и главного псаря возглавлял сэр Джон Хокрэйк, герцог Солсбери, шикарно выглядевший в зеленых охотничьих гетрах и жилете-накидке защитного цвета. Он походил на пухлого, страдающего подагрой быка и был одним из богатейших людей континента и одним из самых крупных землевладельцев Британии. Тем не менее веса при дворе он не имел, ибо герцог Солсбери и королева прискорбно мало общались друг с другом. Сей пренеприятный факт был как-то связан с манерами августейшей особы и полным отсутствием таковых у почтенного сэра.
Герцог Солсбери, отхаркиваясь, со скрежетом втянул воздух, закашлялся и сплюнул чуть ли не целую тарелку вылущенных устриц в ближайшие кусты.
— Отправляемся! — заорал он всем присутствующим, придав значимости крику фанфарами испускаемого воздуха.
Тренированным трубачам пришлось с большой неохотой повторить сии рулады. Гончие восторженно затявкали.
Рустам Аллесандро де ла Вега, регент Кастильский, губернатор Толедо и покоритель Лилля, нахмурился, глядя на тучного герцога, но последовал за ним. Атлетически сложенный, красивый и рослый, признанный всем миром мастер рапиры, он переключил свое внимание с герцога на замки изукрашенных жемчужинами фитильных пистолетов, которые поднес ему слуга. В жилах де ла Веги текла благороднейшая испанская кровь, причем она бежала на удивление скоро и под давлением непривычно высоким для столь высокородного аристократа. Весь предшествующий век сила в Союзе все больше и больше клонилась в сторону Британии и ее полубожественных правительниц. Фоном испанской политики стало обиженное разочарование, и за вежливыми улыбками и изысканными манерами королевских отпрысков таились злоба и беспокойство. В Мадриде, Сарагосе, Севилье и Саламанке памфлетисты в огромных количествах выпускали горькие диатрибы о «девственной похитительнице» и «странном балансе партнерства». Над Союзом навис конституционный кризис, и даже комментаторы, чрезвычайно лояльно относившиеся к Англии, уже предвидели времена, причем не столь далекие, когда королеве придется принимать меры по восстановлению могущества испанской политической машины.
Но Рустам де ла Вега не собирался ждать. Он всегда был человеком действия, а его действия всегда приносили желаемые плоды.
Регент взял один из заряженных пистолетов и прицелился в дерево, стоящее в отдалении. Солсбери с отвращением взглянул на огнестрельное оружие.
— Сегодня будет прекрасная охота, как вы думаете, сеньоры? — спросил де ла Вега, желая разрядить обстановку.
— Я так полагаю, для вас она станет отвратительной, если вы будете по-прежнему использовать эту чепуховину с черным порохом, — пророкотал сэр Джон. — Крепкий английский лук из тиса — вот это по мне.
— Мой дорогой регент, — дипломатично встрял в разговор лорд Сли, выходя из поместья и натягивая перчатку для стрельбы из лука, — я со своей стороны с нетерпением жажду увидеть ваши новые устройства в действии. Я полагаю, они не распугают свору?
Солсбери, хрипло сопя, нагнулся почесать голову высунувшей язык гончей, которая суетилась у его коленей.
— Этих собак ничего не может испугать, — заметил он, выпрямляясь и стряхивая с руки слюну. — Не беспокойтесь, Сли. Мои люди вышколили их как надо.
