– Не снимайте лубки, – распорядился врач, закрывая свою сумку и поднимаясь на ноги. – Я сам сменю их, если понадобится, когда зайду проведать вас, и принесу костыли.
– Меня здесь не будет, – сказал Грэм. – Я остановился в церкви Святого Варфоломея.
– Что ж, это удобно, учитывая, что там есть больница с опытными сестрами. Они смогут ухаживать за вами.
– Ничего не понимаю, – сказала Джоанна. – Если вы уже нашли место, где остановиться, зачем вам понадобилось искать гостиницу?
Застигнутый врасплох, Грэм тупо уставился на нее.
– Ну, – отозвался он после небольшой паузы, – как я вам уже говорил, мне не хотелось зависеть от действующего расписания городских ворот, поэтому я решил перебраться в город.
– Да, конечно, – кивнула Джоанна, несколько озадаченная тем, что человек, который в городе проездом, так озабочен поисками жилья.
Отряхнув тунику, Олдфриц сказал, ни к кому конкретно не обращаясь:
– Я беру полшиллинга за вправку костей плюс три пенни за то, что сделал это здесь, а не в своем заведении.
Хью полез в свой кошелек, но Грэм остановил его:
– Уберите деньги. Вы и так сделали для меня более чем достаточно. – Он указал на свой кошелек, лежавший на полу вместе с поясом, к которому был пристегнут. – Возьмите их оттуда.
Джоанна взвесила кожаный мешочек в руке, оценив его содержимое в полфунта, если не больше. Заглянув внутрь, Джоанна обнаружила, что он набит серебряными монетами. Такое количество денег она видела лишь однажды – когда ее отец отпер сундучок, где хранилось все его состояние.
Разумеется, эти деньги принадлежали покровителю Грэма. У большинства наемников, служивших знатным господам, денег хватало только на порцию эля пли очередную потаскушку.
Отсчитав девять пенни, она вручила их Олдфрицу. Тот пересчитал деньги, убрал их в собственный кошелек и отбыл.
– Вы, должно быть, устали после такого испытания? – спросил Хью, когда Грэм зевнул.
– Какого испытания? – улыбнулся тот. – Вам двоим пришлось гораздо хуже – от меня требовалось только лежать. Признаться, я проголодался. – Он взглянул на Джоанну. – Вот теперь я бы не отказался от пирога с угрями.
Джоанна натянула на него одеяло.
– Сейчас принесу.
Войдя в гостиную, она обнаружила на столе кошачье семейство, наслаждавшееся пирогом.
– Кыш! Манфрид! Петронилла! Пошли прочь!
Кошки спрыгнули на пол и метнулись в лавку, а Джоанна сокрушенно уставилась на наполовину съеденный пирог. Подумать только, она потратила последние драгоценные пенни на го, чтобы накормить этих избалованных созданий!
Выманив кошек во двор, она вывалила остатки пирога в миску, стоявшую у задней двери. Пирог был роскошью, которую она позволила себе, прежде чем перейти к строжайшей экономии. И вот теперь он пошел на корм этим нахальным животным.
– Наслаждайтесь, пока есть такая возможность, – сказала она, потрепав их по шелковистым спинам, когда они склонились над миской. – Скоро вам придется самим добывать пропитание. – И ей тоже.
Вернувшись в кухню, Джоанна соорудила ужин из своих скромных припасов – кусок ржаного хлеба с медом и кружка простокваши – и понесла в кладовую.
Когда она переступила порог, Хью прижал палец к губам и, усмехнувшись, кивнул в сторону кровати. Грэм крепко спал, закинув руку за голову.
Хью погасил фонарь и отнес глиняную плошку, служившую лампой, на стол в гостиной. Джоанна последовала за ним, задернув кожаную занавеску на двери в кладовую.
– Хочешь простокваши? – спросила она, протянув брату чашку, когда они расположились за столом.
Он сморщил нос.
– Лучше вина, если оно у тебя есть. Грэм вылакал всю фляжку.
– Извини, но я на мели. – И так продолжалось уже несколько месяцев. – Боюсь, у меня не найдется даже эля. Но ты можешь сходить в трактир, здесь на углу, и заказать себе выпивку.
– Лучше я посижу с тобой, пока есть такая возможность. Мне нужно добраться до моста до вечерних колоколов.
– До лондонского моста?
Хью кивнул.
– Я остановился на той стороне реки. – При виде неодобрения, промелькнувшего у нее на лице, он поспешно добавил: – В гостинице, а не в публичном доме.
– Не понимаю, зачем ночевать в переполненном клоповнике, когда можно остановиться здесь?
Хью ответил ей кривоватой мальчишеской ухмылкой, перед которой она никогда не могла устоять.
– Хозяйка – моя близкая приятельница.