– Запросто. – Адам сунул монеты в маленький кошелек, привязанный к его талии.
– Главное, постарайся, чтобы она тебя не заметила. – Не аи Бог она засечет постреленка, подсматривающего за ней!
Но чем больше Грэм думал о таинственных отлучках Джоанны, тем более укреплялся в своей решимости докопаться до правды.
– Не беспокойтесь. Я умею прятаться. – Кивнув в сторону стопки книг на сундуке, Адам поинтересовался: – Где это вы научились читать?
– В обители Святой Троицы. Мальчик оживился.
– В монастыре, что рядом с Олдерсгейтскими воротами?
– Точно.
– Я там иногда ночую, в конюшне.
– Когда мы с тобой познакомились, – осторожно начал Грэм, – ты сказал, будто твои родители торгуют мясом и живут в Лондоне. А на прошлой неделе ты сказал что-то насчет того, что тебе нужно выбраться из города, прежде чем закроются ворота. – Он взял кусок медовой коврижки с сундука и доковылял до окна, сопровождаемый настороженным взглядом мальчика. – Угощайся.
Адам жадно уставился на лакомство.
– Моя мама говорила, чтобы я не брал сладости у мужчин.
– Как мы с тобой только что выяснили, я не отношусь к тем мужчинам.
Адам молчал, не сводя глаз с коврижки. Подойдя ближе, Грэм просунул ее между прутьями решетки, и мальчик с проворством дико! о зверька выхватил коврижку у него из пальцев.
– Твоя мама – мудрая женщина, – заметил Грэм, опираясь на костыль.
– Ага. Она всегда знала, что делать – Адам понюхал коврижку, затем откусил кусочек.
«Знала», – отметил Грэм.
– А твой отец, он тоже умер? – спросил он. Адам посмотрел на него, сосредоточенно жуя, и медленно кивнул.
– Почему ты не хотел, чтобы я мал?
– А никто не знает, – заявил Адам с набитым ртом – спокойней.
Грэм кивнул, словно понял, в чем дело, хотя на самом деле ответ мальчика его озадачил.
– Может, расскажешь все по порядку? Где жили твои родители? В какой части Лондона ты вырос?
Адам подозрительно уставился на него, не переставая жевать.
– Придется тебе кому-нибудь довериться, Адам, – успокаивающе произнес Грэм. – Я всего лишь хочу помочь.
Адам проглотил коврижку и слизнул крошки с губ.
– Я вырос не в Лондоне. Мой отец был свободным землепашцем в Лейстоук-Мэнор. Это недалеко отсюда, к северу.
– Фермером, значит?
– Ага, со своим участком на деревенском поле, – поведал Адам. – Выращивал по большей части овес, бобы, горох. В уголке у меня был собственный маленький участок, где я мог сажать все, что хотел. Я выращивал салат, лук и капусту. И присматривал за своими маленькими братьями и сестрами.
– Похоже, тебе нравилось там.
– Куда больше, чем здесь, скажу я вам. На ферме столько воздуха! А в Лондоне… – Адам картинно содрогнулся. – Здесь, куда ни сунешься, везде воняет, иногда даже не поймешь чем.
– Что привело тебя сюда? – спросил Грэм. Адам откусил очередной кусок коврижки.
– Нас стало слишком много: я, мои братья и сестры, родители, дедушки и бабушки. Земля не могла прокормить такую ораву да еще приносить деньги для уплаты налогов. Поскольку я был старшим из детей, было решено, что я отправлюсь в Лондон в ученики к мистрис Герте, ткачихе.
– В ученики к ткачихе? – удивился Грэм. Ткачество считалось женским занятием.
– Мне нравится ткачество, – заявил Адам. – И с мистрис Чертой все было в порядке. Только мне не нравился ее муж.
– Он бил тебя?
– Нет… он смотрел на меня.
– Смотрел?
– Ага, как-то странно. А однажды он вошел, когда я мылся и попытался помочь мне – он так это назвал. Я плеснул мыльной водой ему в глаза, но он только разозлился. Тогда я сказал, что мой отец – настоящий медведь, и если он не отстанет от меня, то мой отец приедет в Лондон и свернет ему шею. И он отстал. На время.
Грэм стиснул зубы, предвидя дальнейшее.
– И что произошло?
Адам доел последний кусочек коврижки с печальным выражением.
