«О бригадо, Данке Шен, Мерси, Спасибо, Киат осс, М'гой, Грациа, Ори гато, Грейси-осс, Ток».
Или «деньги-ток», что, по мнению Кларка, означает «в деньгах толк». Бедняга Кларк ошибается по молодости лет: он не снисходит до того, чтобы сказать «спасибо», и ему приходится давать «на чай» гораздо больше, чем мне. Ему это, – нож острый, но даже торговые автоматы, не говоря уже о таксистах, обходятся с ним, как с неодушевленным предметом, едва он пробует восстать против местной простой, но эффективной «системы смазки». Он, ясное дело, бесится, и каждый чих обходится ему вдвое дороже, чем мне.
Если я скажу финну «ток», а не «киат-осс», он поймет меня правильно. Если я спутаю японца с кантонезцем и скажу «м'гой» вместе «ори гато», он не обидится. А уж «о бригадо» знают все.
А если вы угадаете родной язык вашего собеседника, то перед вами расстелют цветной коврик и преклонят колени, причем с искренней улыбкой. С меня в таких случаях даже чаевых не брали – и это в Венусбурге, где патологическая меркантильность Кларка считается совершенно естественной.
А я– то сдуру изучала книжонки с советами «как-вести-себя-на-других-планетах»! Клянусь, мой способ стоит двух дюжин других.
Мне кажется, что дядя Том чем-то здорово озабочен. Он какой-то рассеянный… Правда, он по- прежнему улыбается мне, когда я (с трудом) обращаю на себя его внимание, но улыбка у него какая-то ритуальная и быстро тает. Может, это связано с Венусбургом и пройдет, как только мы стартуем. Скорее бы!
Следующая остановка – Луна-Сити.
11
Положение ужасное: от Кларка уже двое суток ни слуху ни духу, и дядя Том места себе не находит. Кроме того, я поссорилась с Декстером, хотя это, конечно, чепуха по сравнению с исчезновением брата.
А дядя Том всерьез поругался с мистером Председателем.
Я, правда, не знала, в чем дело, но сразу же приняла сторону дяди Тома. Декстер, как оказалось, так же слепо предан своему отцу, как я дяде Тому, вот мы и поссорились. Жалко: мне сейчас очень нужна жилетка, в которую можно выплакаться. Я слышала из их разговора не так уж много, но поняла, что за внешней холодностью и вежливостью скрываются бурные страсти, и что лет триста назад такая беседа завершилась бы шпагами или пистолетами на рассвете.
Мистер Куна явился к нам вовсе не похожий на Санта Клауса. Дядя встретил его холодно:
– Я предпочел бы, сэр, встретиться с кем-нибудь из ваших подчиненных.
Мистер Председатель пропустил это мимо ушей, и тут дядя Том заметил меня, хотя я спряталась за роялем и сидела тише мыши. Он велел мне идти в свою комнату, что я и сделала.
Кажется, я понимаю, в чем дело. Сначала я думала, что нам с Кларком разрешено бродить по всему Венусбургу совершенно свободно, но оказалось, что это не так: нас днем и ночью охраняла полиция Корпорации. Я об этом даже не подозревала, и Кларк, конечно, тоже, иначе не стал бы тратиться на Жозе. Дядя Том знал обо всем с самого начала и принял это как само собой разумеющуюся любезность со стороны мистера Председателя. У него оказались развязаны руки, и он смог заняться своими делами, вместо того чтобы трезорить своих племяшей, один из которых до макушки набит всяческими прибабахами. (Вы, конечно, понимаете, о ком я говорю.)
Так вот, я поняла, что дядя Том винит Председателя в том, что Кларк пропал. Вряд ли это справедливо: если бы Кларк заметил, что за ним присматривают, он бы с легкостью смылся от полутора дюжин детективов, всего Космического Патруля и стаи гончих впридачу.
По словам Декстера, они так и не договорились, каким образом вернуть Кларка. Сама я думаю, что Кларк пропал нарочно: он хочет опоздать к старту «Трезубца» и остаться в Венусбурге, где, во-первых, Герди, а во-вторых, множество легких денег. Возможно, правда, что я перепутала «во-первых» и «во- вторых».
Я пытаюсь уверить себя в этом, но мистер Куна настаивает на том, что это похищение. Он говорит, что есть только один способ вернуть похищенного живым и невредимым.
Акционер Венерианской Корпорации не боится ничего, кроме киднэппинга. А похитители так боятся акционеров, что возвели свой промысел в ранг ритуала. Если бандит играет по правилам и не наносит жертве физического ущерба, его не тронут и даже оставят ему любой выкуп, какой он смог выманить.
Но, если он нарушает правила, и его в конце концов ловят, с ним обходятся сурово. Декстер только намекал, что самое мягкое наказание – «смерть в четыре часа», Я поняла только, что ему вводят какой-то наркотик, который не снимает, а наоборот, усиливает болевые ощущения.
Декстер сказал, что Кларк будет в полной безопасности, если «старый дурень» не будет мешать естественному развитию событий. Через полминуты я поняла, кого он называет старым дурнем, и влепила ему пощечину.
В ответ он глубоко вздохнул и пожелал мне счастливого девичества в Марсополисе, где я, хотя бы, понимала, что к чему. Выходит, что здесь я не понимаю ни черта.
Дядя Том строго внушил мне, что без него я не должна делать ни шагу. Он даже запретил мне выходить из номера.
Правда, благодаря этому обстоятельству, я сподобилась побывать в коттедже семейства Куны. Все было бы очень здорово, если бы я могла думать о чем-нибудь, кроме брата. Коттедж мистера Председателя – «маленький скромный домик» чуть поменьше «Тангейзера». Шикарный Розовый Дом Президента Марсианской Республики мог бы целиком поместиться в большом зале коттеджа. Тут-то я и поссорилась с Декстером, пока дядя Том и мистер Куна продолжали свою великосветскую ссору.
Когда мы с дядей возвращались в «Тангейзер», я заметила, как он постарел за последние дни: он выглядел лет на пятьдесят или, если считать по-венериански, на полтораста.
Мы пообедали у себя в номере, причем оба едва прикоснулись к еде. Потом я села к телеокну, которое показывало Великий Каньон в Эльдорадо или Колораде, или как оно там еще называется, но не высидела ничего, кроме приступа агорафобии и слез в два ручья. А каньон и вправду Великий.
А дядя Том просто сидел и был похож на Прометея перед очередным визитом орла.
Я сунула руку ему в ладонь и попросила:
– Отшлепай меня, дядя Том.
– Что?! – он тряхнул головой и вернулся к реальности. – Зачем?
– Потому что это я во всем виновата.
– О чем ты, дорогая?
– Это ведь я отвеча… отвечаю за Кларка. И всегда отвечала. Он же глупенький. Маленьким он так и норовил свалиться в Канал. Я его раз сто спасала.
Дядя Том отрицательно помотал головой.
– Нет, Подди, за все отвечаю я один. Я ведь loco parentis [опекун (лат.)] вам обоим. А ваши родители были совсем уж loco [безумец (исп.)], когда доверились мне.
– Но я чувствую себя ответственной за него.
– Нет, – дядя Том снова покачал головой. – Если честно, ни один человек не может в полной мере отвечать за другого.
Каждый из нас сам ведет свою игру со Вселенной, а она всегда остается сама собой и ни для кого не меняет своих правил.
Рано или поздно она выигрывает и получает свое. Но нас это не останавливает. Мы пытаемся отвечать за другого, а потом оглядываемся и видим, что могли бы сделать это гораздо лучше. – Он помолчал, потом вздохнул и добавил: – Я совершенно напрасно упрекал мистера Председателя, хотя он сам вызвался организовать охрану. Я знал это с самого начала. Дело в том, что я от большого ума заподозрил, будто он воспользовался Кларком, чтобы надавить на меня. Я был, конечно же, неправ: мистер Куна – честный, по-своему, человек, и не в его правилах использовать детей в политических целях.
– В политических?
