«Авгиевы конюшни», – подумала я и заплакала.
Вошла мама, и я попросилась отдохнуть хоть пару часиков.
– Конечно, отдохни, – ответила она, даже не взглянув на меня.
Она тетешкалась с одним из младенцев и даже не заметила, что я плачу. Потом взялась перепеленывать младенца, причем того самого, которого я только что запеленала.
Перед этим она битый час втолковывала кому-то, что никуда не летит, но участвовать в новом проекте не сможет, потому что малышей нельзя оставлять даже на минуту. Словом, ее одолевал материнский зуд.
Да, мама сильно изменилась. Похоже, она накоротко замкнула цепи коры больших полушарий и отдала себя во власть дремучих инстинктов. Когда-то у нас была кошка, звали ее Мисс Полька, а потом, естественно, Мадам Полька. Так вот, мама возится с малышней, точно как Мадам Полька со своим первым пометом. Та, помнится, очень нас любила и доверяла во всем, что не касалось котят. Стоило кому-нибудь тронуть котенка, и она начинала беспокоиться. А уж если котенком хотели полюбоваться и доставали из ящика, тут же следом за ним выскакивала и мамаша, хватала его за холку и уволакивала назад. Ясно было, что только она одна знает, как следует обращаться с маленькими. При этом она яростно виляла хвостом, красноречиво показывая, что она думает о безответственных людях.
Мама сейчас как раз такая. Мою помощь она принимает лишь по необходимости – с тройней слишком много забот. Сама она всерьез думает, будто без ее присмотра я толком не смогу взять младенца на руки.
Я обиделась и ушла из детской. Какой-то инстинкт повлек меня к дяде Тому.
Как повелось, в это время он был в Клубе Лосей. Мне пришлось порядком поскучать, пока он разделывался со своими партнерами по картам. Минут через десять он наконец вышел, пересчитывая толстую пачку купюр.
– Прости, что заставил ждать, – сказал он. – Я как раз учил наших сограждан чувствовать карту, ну и пришлось задержаться, собрать плату за урок. Ну а как твои дела?
Я хотела было рассказать все по порядку, но прямо-таки захлебнулась. Дядя вывел меня в парк, усадил и угостил пакетиком воздушного шоколада. Тут я выложила ему все, и мне сразу полегчало.
Он потрепал меня по плечу.
– Не вешай нос. И запомни: никогда не бывает так плохо, чтобы не могло стать еще хуже.
Он достал из кармана фон и позвонил куда-то. Чуть погодя он сказал:
– Говорит сенатор Фрайз. Мне нужен директор. Не паникуйте, мисс, вызов неофициальный. – Через минуту он добавил: – Хайми? Это Том Фрайз. Как себя чувствует Джудит? Хорошо, хорошо… Хайми, сейчас я подъеду и запихаю тебя в один из наших баков с гелием… Минут через пятнадцать или около того. Так что у тебя еще есть время смыться из города. У меня все, – он сунул фон в карман. – Пойдем-ка, поужинаем. Никогда не вешайся натощак, моя милая, это вредно для желудка.
Дядюшка Том привел меня в Клуб Пионеров. Я не бывала там давным-давно, и с тех пор клуб, кажется, стал еще респектабельнее. У них там живые официанты… такие старые, что вполне могли быть Пионерами, а то и встречать здесь первый корабль с Земли. Все суетились вокруг моего дядюшки, а он называл их просто по именам, и они звали его просто «Том», но звучало это как «Ваше Величество». Сам хозяин подошел к нашему столику и принес десерт, а еще шесть официантов стояли наготове и подавали дяде все что нужно, ну прямо как знаменитому хирургу во время ответственной операции.
Вскоре дядюшка Том рыгнул, деликатно прикрывшись салфеткой, всех поблагодарил, и мы вышли. Жалко, что дядя не предупредил меня заранее, тогда я надела бы свое бесподобное вечернее платье. Правда, мама строго запретила надевать его, пока мне не стукнет девять лет, но ведь не каждый день удается попасть в Клуб Пионеров.
Потом мы поехали куда-то на экспресс-полосе. Дядюшка Том сидел всю дорогу, пришлось и мне сесть. Вообще-то, я предпочитаю идти, а то и бежать по полосе – так раньше попадешь на место, но дядя сказал, что ему и без того с избытком хватает беготни.
Оказалось, что мы едем в ясли Марсополиса, и от этого я совсем разволновалась. Перед дверью с табличкой «КАБИНЕТ ДИРЕКТОРА. ВХОД ТОЛЬКО ДЛЯ СОТРУДНИКОВ» дядюшка Том сказал:
– Поброди где-нибудь неподалеку. Ты мне еще понадобишься, – и ушел.
В приемной было полно народу, журналы на столиках были для домохозяек и молодых мамаш, так что я поболталась-пошаталась и пошла по коридору, который, оказывается, вел в детскую.
Табличка на двери предупреждала, что посетители допускаются с 16:00 до 18:30, а сама дверь была заперта. Я пошла дальше и увидела еще одну дверь, как мне показалась – весьма интересную. Правда на ней было написано: «ВХОД СТРОГО ВОСПРЕЩЕН», но не пояснялось – кому. К тому же она не была заперта. Одним словом, в нее-то я и вошла.
Столько младенцев не увидишь и за целую жизнь!
Ряды, ряды и ряды прозрачных кубов с младенцами. Толком я могла рассмотреть только ближний ряд: все детишки были, наверное, одного возраста и куда больше походили на людей, чем наша троица. Они были маленькие, все и морщинках, словно печеные яблоки, и миленькие, как щенята. Многие спали, другие сучили ножками, ворковали, хватались за игрушки. Не будь между нами пластика, я бы нахватала полные руки детишек.
Еще в комнате было много девушек, то есть молодых женщин. Все они занимались с младенцами и меня не замечали. Но вдруг поблизости заплакал малыш, над его кубом зажегся свет, и одна из девушек поспешила на зов. Она открыла куб, достала младенца, пошлепала его по попке и он затих.
– Мокрый? – спросила я.
Только тут она меня заметила.
– Нет, за этим следят машины. Просто ему одиноко. – Ее голос отчетливо доносился сквозь пластик, хотя я не видела ни микрофонов, ни динамиков. Она побаюкала младенца. – Ты у нас новенькая? Заблудилась?
– Нет, – быстро ответила я, – у меня другая работа.
Просто я…
– Тогда тебе сюда нельзя, особенно сейчас. Может быть… – она довольно скептически оглядела меня, – ты ищешь класс молодых матерей?
– Нет-нет! Еще нет, – и поспешила добавить: – Я – гостья директора.
Я почти не врала. Я была гостьей гостя директора, а это почти одно и то же.
Девушка, похоже, успокоилась и спросила:
– Так что же тебе надо? Могу я помочь тебе?
– Просто расскажите мне кое-что. Я пишу что-то вроде реферата. Что у вас в этой комнате?
– Здесь шестимесячные дети, через день-другой их отправят по домам.
Няня положила младенца в куб, приладила ему молочную соску, выключила какой-то прибор снаружи, закрыла крышку, подошла к соседнему кубу и взяла другого.
– Лично я считаю, – добавила она, – что шесть месяцев – самое время. В год они уже умные и обязательно заметят перемену. А эти – нет. Им все равно, кто их нянчит… но они уже большенькие и матерям будет чуть легче. Мы знаем, как ухаживать за детьми, мы к этому привыкли. Иной раз приходится возиться с ними всю ночь напролет, но мы часто сменяемся и не устаем. Поэтому мы не раздражаемся и, уж конечно, никогда не орем на них. Конечно, малыш не понимает, когда на него кричат, ведь он еще не может разговаривать. Но он чувствует! И можно так скособочить его психику, что иного лет спустя он отыграется- таки на ком-нибудь. Ну-ну, лапушка, – (это уже не ко мне), – теперь тебе лучше? Хочешь поспать, а? Полежи спокойно, а Марша тебя побаюкает, вот ты и заснешь.
Она внимательно посмотрела ребенку в личико, потом положила в колыбель и закрыла крышку. Над одним из кубов вспыхнул свет, и Марша метнулась туда.
– У детей нет чувства времени, – добавила она, доставая из колыбели вопящую квинтэссенцию ярости. – Если уж ему что-то понадобилось – подавай прямо сейчас. Он и знать не знает…
Тут к ней подошла женщина постарше.
– С кем это ты болтаешься Ты же знаешь правила.
– Да, но… она гостья директора.
Сестра строго осмотрела меня с ног до головы.
