воли. Когда они жили в Новом Орлеане в те длинные зимние недели, он опасался, что блеск креольского общества и опера соблазнят ее. И почему она не может осуществить свои мечты? А он хоть когда-нибудь спросил ее, чего она хочет? Она упрекала его в том, что он направляет каждый ее шаг и отказывается доверять ей…
Нет, он больше не имеет права удерживать ее. Да она по-настоящему никогда и не принадлежала ему. Все его попытки удержать ее около себя только еще больше подавляли Анжелику и отдаляли ее от него.
Теперь-то он понял: единственный способ удержать ее — предоставить ей полную свободу. Но мысль о том, что он останется без нее и сына, терзала его. Он знал, как горда Анжелика. Она вот-вот объявит ему, что едет в Новый Орлеан и будет работать у Бьенвиля. Лучше если он пойдет к ней и сам отпустит ее. Он надеялся, что если не будет стоять у нее на дороге, то она останется с ним по доброй воле. Но если решит уйти, пусть будет так. Он не может обвинять ее, потому что заслужил все это.
И вот в начале сентября Ролан с тяжелым сердцем зашел в спальню жены. Анжелика сидела у окна и качала уже задремавшего ребенка. Она еще никогда не выглядела такой красивой. Солнце струилось по ее черным волосам, по ее сияющему лицу.
Анжелика обернулась к нему и улыбнулась. Он прошел и сел на кровать против нее.
— Какой? — спросил Ролан, кивнув на Жюстена. Ребенок рос не по дням, а по часам.
— Аппетиту твоего сына можно только позавидовать, — сказала ему Анжелика.
Ролан еле сдержал рвавшийся из груди стон. Появившийся на свет сын сразу получил возможность прикасаться к груди Анжелики. А он, Ролан, вот уже два месяца не имеет такой возможности. Он никогда так остро не чувствовал это, как сейчас, и чуть не забыл о своих благородных намерениях. Он понял, что ревнует к сыну…
Ролан откашлялся и начал:
— Я полагаю, теперь ты хочешь поехать в Новый Орлеан, чтобы петь там у Бьенвиля.
Анжелика быстро подняла голову. Казалась, она была удивлена.
— Что ты сказал?
— Я сказал… ты хочешь поехать в Новый Орлеан… ты сама так говорила.
Она с вызовом вздернула подбородок.
— Да, я это говорила.
— Ну что же… — Он помедлил и потом, глядя в пол, прошептал: — Думаю, тебе надо ехать.
— Что?
— Ты сказала, что поедешь, если я не извинюсь перед дядей Жаком и Андре Бьенвилем. А ведь я так и не извинился.
— Это верно.
Наступило молчание. А потом она спросила:
— А как быть с Жюстеном?
Ролан рискнул взглянуть на нее. По ее блестящим глазам было трудно узнать ее истинные чувства.
— Ты же кормишь его. Поэтому, я думаю, ты возьмешь его с собой.
— Правильно, — коротко ответила она.
— Конечно, я хотел бы видеть его, — с трудом произнес он. — Нам надо как-то это устроить.
— Разумеется, — сухо ответила она. Он вздохнул.
— Я пошлю письмо Эмили и предупрежу ее, что ты приедешь. И еще я дам поручение Морису, чтобы… чтобы ты не нуждалась в средствах.
Ролан пошел к двери, Анжелика окликнула его. Он обернулся и посмотрел на нее страдальческим взглядом.
— А что будет потом? — спросила она.
Он только печально покачал головой и удалился.
Анжелика беззвучно плакала, держа на руках своего бесценного ребенка. Было ясно, что у Ролана нет намерения простить ее. Ок не захотел обсудить то, что произошло между ними перед ее родами. Раньше он хотя бы ругал ее. Но теперь не сделал и этого. Не осталось ничего: ни любви, ни даже упреков. Ролан напомнил ей, что не извинился перед дядей Жаком и Андре Бьенвилем, а значит, он не считает себя виноватым. Он не захотел пойти на сближение с ней. Если она останется, они будут по- прежнему противостоять друг другу, пока не появится взаимная ненависть. А во имя их ребенка это не должно случиться.
Да, она все-таки поедет в Новый Орлеан. Ведь он ее отсылает. Сам напишет Эмили. Даже теперь он не предоставил ей права выбора. Если бы он попросил ее остаться, она бы забыла прошлое и бросилась в его объятия. А он этого не сделал. Все кончено.
Глава 34
Минули еще четыре недели. Как-то октябрьским вечером Анжелика сидела в отведенной ей комнате в доме Миро и кормила грудью маленького Жюстена. Ему было уже два с половиной месяца. Тельце его округлилось и стало розовым, и у него отросли темные волосики. Когда малыш глядел на нее своими синими глазками, он до боли напоминал ей Ролана.
Анжелика улыбалась, глядя, как ее сын жадно сосет молоко и толкает ее при этом в грудь маленькими кулачками. Она любила проводить время с ним. Ей было трудно поверить, что вся ее жизнь так круто изменилась всего за несколько недель.
Анжелика приехала в Новый Орлеан вместе с Бланш, Коко и Рубеном. Ролан убедил Бланш поехать с Анжеликой. Да и сама Бланш не могла себе представить, как будет жить без маленького Жюстена, которого она обожала. Теперь Бланш и Коко попеременно сидели с ребенком, пока Анжелика репетировала, готовясь к предстоящему концерту.
Анжелика волновалась. Подумать только! Она будет петь перед любителями оперы! А ведь креолы знают в этом толк и не потерпят посредственного выступления.
Мадам Сантони старалась укрепить уверенность Анжелики. Андре Бьенвиль пригласил ее из Сент- Джеймса, предложив ей апартаменты в отеле и очень хороший гонорар, как наставнице Анжелики. К удивлению Анжелики, мадам Сантони приняла приглашение, а ее муж Антонио остался в Сент-Джеймсе вести занятия вместо нее.
Мадам помогла Анжелике составить программу концерта. Они встречались в театре утром и во второй половине дня для репетиций, но Анжелика пела также и в доме Миро под аккомпанемент Бланш.
Однажды Анжелика сказала мадам Сантони; Что ей кажется неудобным петь перед публикой ради заработка.
Мадам Сантони понимающе кивнула:
— Я знаю, вы считаете, что приличная молодая женщина просто не может появиться на сцене. Когда-то и я внушала вам это, убеждая вас петь только в церкви во славу Господа. — На глазах мадам Сантони появились слезы, и она продолжала: — Я делала так, потому что сама испытала много горя, моя дорогая. Но когда я услышала Дженни Линд прошлой зимой, я переменила мнение. Голос мисс Линд — это дар Божий. И ей необходимо делиться своим поразительным талантом со всем миром. — Мадам Сантони ободряюще сжала руку Анжелики. — А ваш талант, дорогая, даже еще больше, чем у нее. И прятать от людей это священное пламя просто нельзя.
Анжелика обняла свою учительницу. Ее больше не беспокоила мысль о публичном выступлении.
И практические соображения тоже побуждали Анжелику дать этот концерт. У нее теперь есть сын, ее забота, ее любовь. И так как они с Роланом будут жить порознь, ей нужно иметь свои деньги, а не тратить те, что Ролан выделил ей через фирму Мориса Миро.
Ночами, лежа в постели, Анжелика мечтала о тепле Ро-лана, о его объятиях.
Бланш не раз уговаривала Анжелику вернуться в Бель-Элиз и помириться с Роланом. Но ведь Ролан виноват в их разрыве. И он сам отправил ее в город. Так, значит, он и должен сделать первый шаг. Но он даже не попытался… И это глубоко огорчало ее.
В дверь кто-то постучал. Анжелика тихо сказала:
— Войдите.
В комнату вошла Эмили Миро в золотистом шелковом платье, В руке у нее была свернутая газета.
— Ну, как себя чувствует наше драгоценное дитя сегодня вечером?
