ближайшего дома мужчина примерно его возраста убирал снег снегоочистителем у садового сарая. Увидев Франсискаса, он помахал ему и безутешно покачал головой, показывая, что этой зимой он сыт снегом уже по горло. Образ этого румяного человека со снегоочистителем так и застрял в памяти. Может, через год он и сам станет таким. И что тогда? Что принесет ему какая-нибудь очередная среда?
Расчистив снег, он пойдет в дом и примет душ, затем спустится вниз, от него будет пахнуть детской присыпкой и лосьоном после бритья. Он нальет себе пивка и, прихватив погрызть японских рисовых крекеров, устроится в удобном кресле перед телевизором, предвкушая долгий снежный вечер. Он снова и снова будет пересматривать «Я мечтаю о Джинни» или «Зачарованные» и в какой-то момент уснет прямо в кресле. И сквозь сон, приоткрыв мутноватые глаза, он спросит себя, как вообще все это получилось. Нет, не то, что он спит в кресле, а то, что ему шестьдесят три, пенсия, золотые памятные часы и на груди шрам от операции, гарантирующий, что все это продлится еще пару десятков лет.
Франсискас позвонил в дверь. Ему открыла хорошенькая брюнетка лет сорока.
— Детектив Франсискас?
Она выглядела сногсшибательно — высокая, стройная, с короткой уложенной стрижкой. Когда Ковач переселился в мир иной, ему был тридцать один год. Франсискас думал, что они с женой ровесники. Поставьте перед именем женщины слово «вдова» — ей сразу станет шестьдесят и она будет похожа на мешок с картошкой. Он улыбнулся в ответ:
— Миссис Ковач?
— Да, входите, пожалуйста.
— Зовите меня Джон, — сказал Франсискас, проходя мимо нее в прохладный холл. — Спасибо, что согласились так быстро встретиться со мной. Надеюсь, я не оторвал вас от важных дел?
— Все в порядке. Когда вы упомянули имя мужа, мне захотелось поскорее вас увидеть. Пожалуйста, зовите меня просто Кэтти. Давайте пройдем в комнату.
Кэтти Ковач провела его через холл мимо открытой кухни и дальше по коридору. Трудно было не заметить, что в доме довольно много всяких наворотов — гранит в кухне, холодильник из нержавеющей стали и компьютер в специальном рабочем уголке. Интересно, сколько же она зарабатывает, раз может позволить себе жить так стильно? Чисто профессиональный вопрос. С зарплатой восемьдесят пять тысяч долларов в год можно себе многое позволить.
— Это Тео, — произнесла Кэтти, указывая на фотографию в рамке, висевшую посередине стены.
«Так вот ты какой, Ковач», — подумал Франсискас. На снимке был запечатлен молодой полицейский в форме. Фуражка надета идеально ровно. Внимательный взгляд, голливудская улыбка, пухлые щеки. Наверное, веселый и целеустремленный был человек. Парень, который не жаловался, когда ему ставили дежурство три ночи подряд. И он совсем не был похож на копа, способного выстрелить себе в рот. Но, с другой стороны, никто не знает, кто на что способен.
Они пошли дальше. Кэтти Ковач указала на свой кабинет: полированный письменный стол протянулся вдоль двух стен комнаты. На нем стояли три больших жидкокристаллических монитора, на которых вспыхивали, будто рождественская иллюминация, красные, зеленые и белые символы. Бумаги были сложены в несколько стопок. Отдельные листки валялись на полу. Извиняясь, она улыбнулась:
— Вообще-то, закончив работу, я каждый вечер навожу здесь порядок.
Франсискас скользнул взглядом по деловому костюму Ковач — темно-синие брюки и накрахмаленная белая блузка.
— Надеюсь, я не помешал какой-нибудь важной встрече?
— Нет, нет, я дома не работаю, — пояснила она. — А одеваюсь так, чтобы был нужный настрой. Иначе весь день буду только жевать и смотреть телевизор.
— С трудом верится, — сказал Франсискас, когда они пошли дальше по коридору. — Можно поинтересоваться, чем вы занимаетесь?
— Я муниципальный специалист по финансам: помогаю городам по всему штату получать различные ссуды. Как правило, работаю с небольшими суммами — не более сотни миллионов долларов.
— Звучит потрясающе, — сказал Франсискас, подразумевая: «Похоже, вы с этого неплохо имеете».
Ковач усмехнулась:
— Да не особенно.
В гостиной они сели на длинный белый диван под пристальным взглядом огромного плазменного экрана. Кэтти пододвинула поднос с кофейником, чашками, блюдцами и несколькими банками содовой. Франсискас взял чашку с кофе и отпил глоток. Он заметил, что себе она ничего не взяла. Хозяйка села напротив него на самый краешек стула, и ее улыбка исчезла.
— Как я уже сказал по телефону, открылись новые обстоятельства относительно вашего мужа, — начал Франсискас. — В поле нашего зрения появилась женщина, которая разыскивается в связи со взрывом в «Гардиан Майкросистемс» и убийством офицеров полиции О'Нилла и Шеперда. Ее имя — Бобби Стиллман, но тогда ее звали по-другому.
— Восходящее Солнце, если не ошибаюсь.
— Да. Значит, вы помните подробности этого дела?
— Ну еще бы я не помнила!
— Простите. — Франсискас знал, что многие выжившие рассматривали самоубийство как убийство, совершенное темными силами.
— Тео был не тот, кто бы мог убить себя, — сказала Кэтти, словно прочитав его мысли. — Ему только исполнился тридцать один год, и он мечтал стать детективом. Я читала всю эту чепуху по психологии, которую Управление полиции втюхивает скорбящей вдове по поводу того, что полицейский не может отключиться от работы даже дома. Нет, мой муж был другим. — Кэтти Ковач собралась с силами. — Вы нашли ее? Женщину, которая тогда сбежала? Эту Бобби Стиллман? Поэтому вы здесь?
— Не совсем так. Она косвенно проходит по другому делу, которое я сейчас расследую. Видите ли, я обратился в полицейский архив, чтобы проверить, что нам о ней известно, и обнаружил несколько нарушений в оформлении дела.
— Всего лишь несколько? — саркастически усмехнулась Кэтти.
— Вы не удивлены?
— Детектив, мой муж не убивал себя, его убили. — Она подождала, пока до него дойдет смысл этих слов, затем поднялась. — Простите, детектив Франсискас, я на минутку.
— Пожалуйста, зовите меня Джон.
— Еще раз извините, но после того, что произошло, мне трудно называть полицейского по имени.
Когда она вышла из комнаты, Франсискас встал.
Через минуту Кэтти Ковач вернулась с картонной коробкой. Поставив ее на кофейный столик, она села рядом с ним и, сняв крышку, стала перебирать какие-то папки, вырезки из газет и полицейские документы.
— Вот, прочитайте.
Она протянула детективу передовицу выходившей в Олбани «Таймс юнион» от 29 июля 1980 года.
— Хорошо.
В статье подробно описывался штурм дома на Рокклифф-лейн отрядом быстрого реагирования Олбани после двудневной осады и убийства его единственного жильца — Дэвида Бернстайна, бывшего преподавателя юриспруденции Нью-Йоркского университета. Бернстайн, подпольный революционер- самозванец, известный под псевдонимом Ману Кью, подозревался в причастности к взрыву в «Гардиан Майкросистемс» и позднее — в убийстве двух местных полицейских, посланных, чтобы его допросить.
— Прочитали? — спросила она.
Франсискас кивнул, и Кэтти передала ему снимок двадцать на двадцать пять сантиметров с печально известного места преступления: обнаженный по пояс Бернстайн, или Ману Кью, лежал, скорчившись на деревянном полу. На теле виднелись многочисленные отверстия от пуль. Франсискас вернул фотографию.
— Я уже видел ее.
— Тогда посмотрите эти. — Кэтти Ковач достала несколько черно-белых снимков стреляных пуль. —
