эту информацию? Жизнью? Здоровьем? Ну, принес бы я тебе через неделю повестку и получил бы то же самое.
— Я предполагал, что ты так скажешь. — Тинджели раскрыл досье, указывая пальцем на какую-то страницу. — Вот здесь кое-что, чего не было в документах. Мне пришлось сделать несколько звонков. И это дорогого стоит.
Досье было открыто на подтверждении перевода семидесяти тысяч франков из багамского банка. Деньги выслали с номерного счета на счет в одном из крупнейших швейцарских банков. Внизу стояло имя владельца счета.
Фон Даникен ахнул:
— Ты уверен?
Тинджели кивнул:
— Ну что, уговор?
Самоуверенный банкир не смеялся и даже не улыбался. Фон Даникен пожал протянутую ему руку:
— Уговор.
Тинджели вдруг резко притянул его к себе так, что они оказались неприятно близко друг к другу:
— Тогда убирайся отсюда! И скажи своим приятелям в Берне, что семья Тинджели достаточно сделала для этой страны.
Фон Даникен вышел на улицу и направился к машине. На протяжении всего расследования он чувствовал чье-то невидимое присутствие. Как и большинство полицейских, он доверял своей интуиции. Информация, которую он получил сейчас, могла стать потрясением для страны. Что же говорить о копе среднего возраста, который все еще верил в неподкупность своего правительства? Инспектор постоял на месте, пытаясь понять, как ему действовать дальше, и прикидывал, кому он может доверять, а кому нет.
Когда он наконец открыл дверцу своей машины, из-за угла вылетела последняя модель «ауди» и остановилась рядом с ним. Стекло опустилось, и фон Даникен увидел раскрасневшуюся физиономию Курта Майера.
— Мы нашли Рэнсома.
— Арестовали?
— Пока нет, но мы знаем, где он.
— Откуда?
— Вчера вечером двое бернских полицейских выехали по сигналу — вторжение в чужую квартиру. Они постучали в дверь, и человек им ответил.
— Это был Рэнсом?
— Не знаю. Прежде чем он открыл дверь, в квартире раздался взрыв. Полицейские взломали дверь и обнаружили, что кухня и спальня в огне. Взорвался газ. Утечка…
Газ взорвался… Фон Даникен вспомнил об убийстве Драко.
Майер продолжал:
— Поначалу офицеры подумали, что его выбросило взрывом, но крови нигде не было, и осмотр под окнами ничего не дал. Женщина, которая заявила о злоумышленнике, сказала, что он представился доктором. На шее у него была окровавленная повязка. Она подумала, что это рана от ножа. Один из офицеров проверил действующие ордера. Возникло имя Рэнсома. Фотографию распечатали и показали женщине. Она его узнала, но сказала, что волосы у него черные и очень коротко подстрижены.
— Что он делал в Берне?
— Сказал, что приехал к невестке. Ее зовут Эва Крюгер.
— Что мы о ней знаем?
— Ничего. Она — призрак. Никаких документов — ни удостоверения личности швейцарского образца, ни разрешения на работу. Соседка сказала, что она почти никогда не бывает дома.
— Но соседка видела ее? Разговаривала с ней?
— Да. Говорит, что та все время в разъездах.
«Конечно! — подумал фон Даникен. — И наверняка в таких экзотических местах, как Дарфур, Бейрут и Либерия. Еще один член сети Рэнсома».
— Ты, кажется, сказал, что знаешь, где Рэнсом?
— Мы проверили Эву Крюгер на государственном и национальном уровне. Есть зацепка: шеф безопасности Всемирного экономического форума в Давосе сообщил, что неделю назад проверял Эву Крюгер, проживающую в Берне, и выдал ей пропуск. На один день.
— На сегодня?
Майер грустно кивнул:
— Это VIP-пропуск. Она может пройти куда угодно, даже в Конгрессхаус.
— А что сегодня по расписанию?
— Пленарные заседания. Шишки со всего мира. Главное выступление состоится вечером — доклад иранского министра Парвеза Джина.
— Ты уже предупредил службу безопасности?
— Еще нет.
— Давай быстро! Скажи, чтобы аннулировали ее пропуск, и передай им последнее описание Рэнсома. Возможно, он вооружен.
— Это все?
— Нет, — произнес фон Даникен. — Скажи, что мы будем через час.
64
При въезде в долину Джонатан заметил первые посты — два армейских грузовика и дюжину солдат, слоняющихся поблизости. Через пять километров он увидел еще пару грузовиков. Здесь солдаты, в новенькой камуфляжной форме и с автоматами на груди, уже не бездельничали — они тщательно досматривали каждую проходящую машину.
Через альпийский город Давос проходила одна-единственная дорога — один въезд с севера, другой с юга. По мере приближения к городу военное присутствие увеличивалось. Джипы. Транспортеры. Приготовленные на обочинах дорожные заграждения, которыми по первому сигналу легко можно перегородить дорогу. Ловушка, готовая захлопнуться в любую секунду. Джонатан напряженно ждал, что вот-вот солдат или полицейский выскочит на дорогу и потребует остановиться, но «мерседес» ни разу не удостоился их внимания.
В одиннадцать он проехал Клостерс. Снег почти перестал идти, и небо прояснилось. От унылого звона церковных колоколов по спине побежали мурашки.
Когда дорога начала закручиваться серпантином в гору, послышался шум вертолета. Джонатан взял пропуск и повесил его на шею. На карточке уже значилось другое имя: он добавил одну букву, и теперь черная надпись гласила: «Эван Крюгер». Фотографию он тоже заменил на ту, что сделал сегодня утром в копировальном центре. Вся работа заняла час. С добавочной «н» он покончил быстро — при помощи подходящего трафарета, а вот с фотографией пришлось повозиться.
Медицинская степень была не единственным требованием для успешного пребывания в организации «Врачи без границ». Склонность к мошенничеству и лихое воображение также приветствовались. Он даже не мог подсчитать, сколько раз ему приходилось подделывать документы на импорт и экспорт для облегчения переправки медикаментов через границу или — что тоже немаловажно — во избежание дачи взяток коррумпированным чиновникам. «Да, Симона, я отлично знаю, что значит „pourri“». Если пенициллин был запрещен, то бумаги переделывались, и вместо пенициллина появлялся ампициллин, еще более мощный, но зато менее известный антибиотик. Когда обнаружилось, что пограничники воруют морфин, они
