Я показала большой палец священнику и монахиням и попросила Ги принести сито. Отложив зонд, взяла лопатку с плоским краем и начала снимать тонкие пласты почвы. Я сбрасывала землю на сито сантиметр за сантиметром, смотрела то на яму, то на насыпь. Через тридцать минут я нашла то, что искала. Последние несколько пластов были черными в отличие от красно-коричневой земли в сите.
Я сменила лопату на мастерок и склонилась над ямой, осторожно поскребла пол, убирая мелкие частички и разглаживая поверхность. Почти сразу же увидела темный овал. Пятно длиной примерно в метр. Ширину определить невозможно, потому что оно наполовину уходит под землю.
– Здесь что-то есть, – сказала я, выпрямляясь.
Монахини и священник как один придвинулись ближе и заглянули в яму. Я обвела овал кончиком мастерка. Тут к толпе присоединились сестры, провожавшие сестру Бернар.
– Возможно, это могила, хотя и выглядит очень маленькой. Я копала немного слева, так что придется чуть опустить здесь. Буду копать вне самой могилы, вниз и внутрь. Тогда у нас получится вид могилы в профиль. К тому же так копать легче. Внешняя борозда позволит вытащить гроб, если понадобится.
– Что это за пятно? – спросила юная монахиня с лицом герлскаута.
– Когда разлагается что-то органическое, земля вокруг становится гораздо темнее. Например, от деревянного гроба или цветов, похороненных вместе с усопшим. – Мне не хотелось объяснять процесс разложения. – Пятна первыми сообщают о близости могилы.
Две монахини перекрестились.
– Это Элизабет или мать Аурелия? – спросила пожилая монахиня. У нее дергалось верхнее веко.
Я подняла руки: дескать, откуда мне знать? Надев перчатки, начала копать землю с правой стороны пятна, расширять яму от центра, не трогая овал и полоску в полметра справа.
И снова единственные звуки – шорох мастерка и просеиваемой земли.
– Нам это нужно? – Самая высокая из монахинь указывает на сито.
Я встала, обрадовавшись возможности выпрямиться. Монахиня показывает на маленький красно- коричневый кусочек.
– Провалиться мне на... Да, нужно, сестра. Похоже на щепку от гроба.
Я взяла бумажные пакеты из своих принадлежностей, написала на одном дату, место и другую важную информацию, положила его на сито, а остальные на землю. Пальцы на руках уже утратили чувствительность.
– Принимаемся за работу, дамы. Сестра Жюльена, записывайте все, что мы найдем. Пишите на пакете и заносите в журнал, как договаривались. Мы, – я заглянула в яму, – примерно на расстоянии полуметра от поверхности. Сестра Маргарита, вы собирались сделать несколько фотографий?
Сестра Маргарита кивнула и вытащила фотоаппарат.
После долгих часов наблюдений все с радостью принялись за дело. Я копала, Веко и Герлскаут просеивали. Появлялось все больше фрагментов гроба, и вскоре мы увидели очертания на месте пятна. Дерево. В ужасном состоянии. Нехорошо.
Мастерком и голыми руками я продолжала откапывать то, что должно было быть гробом. Хотя температура упала ниже нуля и я уже не чувствовала ни пальцев рук, ни пальцев ног, меня прошиб пот. 'Пожалуйста, пусть это будет она', – думала я. Ну и кто же теперь молится?
Я медленно продвигалась на север, открывая все больше и больше досок, предмет увеличивался в ширину. Вот обозначился контур – шестиугольник. По форме – гроб. Я едва сдержалась, чтобы не закричать 'Аллилуйя!'. 'Набожно, но непрофессионально', – предупредила я себя.
Я убирала землю горсть за горстью, пока не показалась вся верхняя часть. Маленький гроб, я двигаюсь от ног к голове. Отложив мастерок, потянулась за кистью. Встретилась взглядом с одной из склонившихся над ситом монахинь. Улыбнулась. Та улыбнулась в ответ. Ее правое веко отплясывало буги-вуги.
Я снова и снова смахивала с деревянной поверхности кусочки земляной корки. Все стояли вокруг и смотрели. Постепенно на крышке гроба появился выступающий предмет. Чуть повыше самой широкой части. Как раз там, где должна быть именная дощечка. Сердце запрыгало в быстром танце.
Я смахивала грязь, пока она не проявилась. Овальная, металлическая, с филигранным краем. Я осторожно очистила поверхность кистью. Проступили буквы.
– Сестра, передайте мне, пожалуйста, фонарь. Из сумки.
Все снова склонились как один. Пингвины у воды. Я направила луч на дощечку. 'Элизабет Николе. 1846 – 1888. Femme Contemplative[8]'.
– Нашли, – объявила я всем сразу.
– Аллилуйя! – закричала сестра Герлскаут.
Вот и весь церковный этикет.
Следующие два часа мы эксгумировали останки Элизабет. Монахини и даже отец Менар отдавались делу с энтузиазмом школьников на первых раскопках. Покровы и сутаны кружились вокруг меня, землю просеяли, пакеты наполнили, подписали и сложили, все действо записали на пленку. Ги помогал, но с неохотой. Руководить такой странной командой мне еще не приходилось.
Вытащить гроб оказалось нелегко, несмотря на небольшие размеры. Дерево сильно пострадало, и внутрь проникла земля, что изрядно увеличило вес. Хорошо, что я позаботилась о боковой борозде, правда, недооценила необходимое пространство. Пришлось расширить канаву на полметра, чтобы просунуть под гроб фанеру. В конце концов конструкцию удалось поднять при помощи плетеной полипропиленовой веревки.
В пять тридцать мы, измученные, уже пили кофе в монастырской кухне, чувствуя, как оттаивают лица, пальцы рук и ног. Останки Элизабет Николе и ее гроб уже закрыли в фургоне епархии архиепископа вместе с моим оборудованием. Завтра Ги отвезет их в лабораторию de Medecine Legale
