Эйб усмехнулся. Он знал, что дикая кошка нападает на человека, только если её разозлить. Итак, надо будет вернуться на отцовскую ферму и прямо объявить, что он, Эйб, отделяется от отца и будет теперь жить самостоятельно. Жаль только, что Эйб не знал законов. Можно ли в шестнадцать лет стать самостоятельным фермером?
Ах, как жаль, что тот, второй Эйб только приснился ему во сне! Хорошо было бы, если б здесь был ещё кто-нибудь. Ведь был же у Робинзона индеец Пятница!
Хорошо бы, если б здесь был, например, дядя Деннис, или Сара Буш, или Кэйт Роби…
О нет, только не Кэйт Роби!
Хорошо бы даже, если б здесь был кто-нибудь из «мелкоты»… Но с ними уж больно много возни. Вдобавок им надо непрерывно менять штаны.
— Леди и джентльмены! — негромко сказал Эйб.
Никто ему не ответил. И теперь, когда он будет жить в глуши леса, никто никогда ему не ответит. Там, на Малом Голубином Ручье, по вечерам будут трещать чурки в очаге, и мерно жужжать прялка Сары Буш, и дядя Деннис, лёжа на шкуре, будет ворчать: «Ах, тресни моя башка, что за парень этот Эйб! Начитался разных историй и думает, что он умнее всех!»
И вдруг, словно внутри Эйба, послышался тихий голос:
— Эйб, вернись к людям!
Эйб знал, чей это голос, — это был тот, другой Эйб, который приснился ему во сне. Он сделал вид, что ушёл, а на самом деле он здесь.
— Помалкивай, — сказал настоящий Эйб. — Я вольный западный поселенец, я делаю что хочу.
— Что за радость быть свободным в одиночестве? — упорствовал внутренний Эйб. — И какая свобода была у расчётливого Робинзона? Это не свобода, а беда!
— А что за свобода, — не сдавался настоящий Эйб, — если тебе не дают читать книги и расширять познания?
— Убеди их, что ты прав, — настаивал внутренний Эйб. — И они дадут тебе читать книги. Они вовсе не плохие люди: и отец, и Сара Буш, и дядя Деннис, и Джон Джонстон, и Сара Линкольн, и Матильда, и «мелкота», и соседи…
— А Кэйт? — спросил настоящий Эйб.
Внутренний Эйб помолчал, а потом сказал отчётливо:
— Мы с тобой обойдёмся и без Кэйт.
На это настоящий Эйб не ответил ничего. Он думал долго (вероятно, не меньше десяти минут), а потом взвалил топор на плечо и проговорил:
— Авраам Линкольн, вы правы, сэр! Не здесь моё место.
— Ну то-то! — сказал внутренний Эйб.
И настоящий Эйб зашагал домой, широко ставя свои огромные ноги, как раньше шагал тот Эйб, которого он видел во сне.
На следующий день, когда Эйб вёл купать лошадей к Малому Голубиному Ручью, ему встретилась Кэйт Роби с корзиной грибов.
— Эйб, — сказала Кэйт, — как ты всех перепугал вчера! Деннис говорил, что тебя задрал медведь, а отец клялся, что сожжёт твои книги. Только тётя Сара сказала, что ты вернёшься к вечеру, и сделала для тебя свечу. И я тоже испугалась, а Нат Григсби сказал…
— Я вернулся к вечеру, — сухо ответил Эйб и потянул лошадей за уздечки.
Часа через полтора отец вышел из хижины и долго стоял, приложив руку козырьком ко лбу.
— Оглуши меня гром, — сказал он, — если этот лодырь занимается делом!
— А чем он занимается? — спросила Сара Буш.
— Он лежит под кустом и читает книгу!
Эйб и его лодка
Сначала на горизонте появляются два столба чёрного дыма. Потом видны две длинные трубы, сидящие рядом, как близнецы в коляске. Потом появляется корпус парохода. Это двухпалубный, приземистый плавучий дом с галереей, весь увешанный флажками… Два могучих колеса пенят воду реки Огайо. На рубке написано золотом название: «Поль Джонс».
Пароход идёт «сверху», из Цинцинна?ти, к юго-западу, до Ке?йро, где два десятка пассажиров пересядут на другой, большой пароход, который повезёт их по Миссисипи, до Нового Орлеана. Вот они, эти пассажиры, важные господа в цилиндрах и разодетые дамы из восточных штатов, в широчайших юбках, похожих на колокола, в шляпах с перьями, с кружевными зонтиками в руках. Они щурят глаза то на заросший лесом северный берег штата Индиана, то на южный луговой берег штата Кентукки. «Мой бог, какая глушь! — говорят они. — Неужели мы и здесь будем причаливать? Послушайте, капитан!»
— Нет, леди и джентльмены, — отвечает щеголеватый капитан в синей фуражке с галуном и в галстуке «бабочкой», высовываясь из рубки, — здесь нет пристани, но мы берём пассажиров, если они подадут сигнал с берега…
— Перевозчик! Эй, перевозчик!
Эйб вздрогнул. Перевозчик — это он, Эйб. Два господина машут ему платочками издали.
— Можешь доставить нас к борту парохода, мальчик?
— Куда угодно, сэр!
— Не опрокинешь?
— Это напоминает мне, сэр, рассказ об одном ирландце, которого спросили, может ли он оседлать лошадь. Он ответил: «Да, сэр, если лошадь не возражает».
Толстый господин в цилиндре, надетом набок, воззрился на Эйба с удивлением:
— Ты бойкий парень. Возьми наши чемоданы, и поедем.
И толстяк замахал платком пароходу.
— Я сам возьму свой чемодан, — с опаской сказал второй господин. У этого на голове красовалась широкополая шляпа, а из-под сюртука выглядывал необыкновенно пёстрый жилет.
— Эта лодка принадлежит твоему отцу? — спросил он.
— Нет, сэр. Я служу у мистера Тэйлора подручным. Ему принадлежит весь перевоз и таверна, в которой вы изволили пить ром.
— Откуда ты знаешь, что мы пили ром? — спросил пассажир в шляпе.
— По запаху, сэр.
— Однако это неглупо! — воскликнул пассажир в цилиндре. — Послушай, мальчик, как тебя зовут?
— Авраам Линкольн, сэр.
— Из тебя выйдет толк. Если у тебя будут препоны в жизни, обратись ко мне. Меня зовут Джеймс Па?уэлл, я владелец плантации на кентуккийском берегу. Когда ты вырастешь, я сделаю тебя конторщиком или даже управляющим плантацией. Кто знает?
— Слушаю, сэр. Весьма благодарен, сэр.
— Это надёжная лодка, мальчик? — спросил господин в шляпе, пробуя ногой борт.
— Не беспокойтесь, сэр, я сам её делал.
Толстяк в цилиндре расхохотался.
— Раз он сам её делал, значит, всё в порядке! Вы слышали, Прайс?
— Я не люблю смышлёных, бойких мальчуганов из северных штатов, — сказал Прайс, — там, в сущности, нет джентльменов — одни неотёсанные фермеры.
— При вашей профессии вам, конечно, не приходится любить северные штаты, Прайс. Видишь ли, мальчик, этот человек торгует неграми. У него в чемодане куча денег.
— Ну, ну, потише, — кисло сказал господин в шляпе.
