нижних, под ней явно просматривалась земля (удобно было наблюдать), а теперь над ним свирепо щурилось солнце, а земли было не видно. Создателя рядом тоже не было — так, чужие листья.
— Это я? — удивился Один и понял по своему удивлению, что это — он. — почему я здесь? — не понял Один. — А кто же там вместо меня?
При слове «там» Один отзвался сам себе со старой ветки:
— Я здесь.
— Как это — здесь? — удивился Один с ветки под небом. — Я же вот! Тут!
— И тут тоже, — ответил Один с нижней ветки.
Он был Один и Тот же. Это было ясно. Он был одновременно на вершине дерева и где—то внизу, у земли. «Так не бывает», — подумал Один. Он решил спросить, в чем дело, у своего создателя. Но создатель, по идее, был внизу!
— Эй, ты, — обратился Один сверху к себе же внизу, — свистни сам знаешь кого.
— Сам свистни, — ответил Один сам себе снизу, — почему я?
«Раздвоение личности», — подумал Один с мрачным удовлетворением.
— Растроение, — поправил его Один с соседнего дерева.
— Не растроение, а одно расстройство, — возмутился Один с ветки под небом.
— Вот именно, Одно, — ехидно сообщил он себе снизу.
Один плюнул на субординацию и попробовал «свистнуть» своего создателя сам. Но на том месте, где раньше рос его создатель, он опять обнаружил себя самого.
— А где тот? — спросил он сам у себя, не ожидая ответа.
— Да вот же он я, — ответил он сам себе, не задумываясь над вопросом.
Он был везде. Разговоры стало вести легко и приятно, без лишних слов удавалось дотянуться до себя самого на самом краю мира. Весь мир был Одним и Тем же. Фрукты были Им, травы были Им, небо тоже было Им. Быть небом было щекотно. Больше никаких ощущений не было.
«С одной стороны, — подумал Один, задумчиво катая себя—солнце по себе—небу, — так гораздо интересней. Потому что я вижу все со всех сторон и в глубину. С другой стороны, если все вокруг — это я и снова я, то получается, я опять один?»
Он был опять один. Все было им, и он был всем. Он дорос до размеров всего, но все не изменилось.
«Ну и что, что все — это я, — подумал Один недовольно, — могло бы и что—нибудь произойти наконец».
Но без Него произойти не могло ничего, потому что Он был всем. А быть всем было скучно, потому что когда без тебя не не происходит ничего, то получается, вообще ничего никогда не происходит. Был мир, и миром был Один. Больше в мире не было ничего.
«А как же я?» — подумал Один, грустя. Он уже не отвечал сам себе с соседних листьев. Он был всеми этими листьями знал это. Он был всем.
«Тупик». — подумал Один.
4
Зато у Него было вдоволь времени, ведь времен строго говоря, тоже был Он. Когда у тебя вдоволь времени на подумать, ты рано или поздно до чего—нибудь додумаешься. «У меня есть Тот, Кого я Создал» —
вспомнил Один.
Тот, Кого он Создал, давным—давно перестал занимать его воображение — оно было слишком занято тем, чтобы быть всем. Но когда привыкаешь быть всем, времени на это требуется меньше и можно вспомнить про кого—нибудь еще.
«Пока я был совсем новый Один, я не мог с ним столковаться, — сказал Один сам себе, — но теперь я уже большой Один. Я уже совсем—совсем большой Один. Я тут все. Я найду его и буду с ним говорить». Найти «его» оказалось несложно. Один просто почувствовал, где этот «он», Второй Один, находится. Второй Один находился там же, где и почти всегда — под лимонным деревом. Лимонным деревом был Один.
— Эй ты, — обратился Один к одинокой фигуре под деревом, — привет!
Второй Один не отреагировал. — Ну ты же! — возмутился Один. Можно подумать, к этому тупице приходят гости каждый день! Привет! Скажи чего—нибудь!
Второй Один с тоской посмотрел на шелестящее дерево и вздохнул.
«Совсем глупый, — понял Один. — И какого черта я создал такую бестолочь? Будто нельзя было создать что—нибудь поприличней. Может, лимоном в него запустить?»
На Второго Одина сверху упал лимон. Второй Один поднял его с земли, надкусил и стал жевать. Одину не было больно, хотя он был всем, включая и лимон: когда ты становишься всем, тебе не бывает больно.
Но бывает грустно. Один до вечера пытался дозваться того, кто сидел в его тени, но у него ничего не получалось. «Либо оно глухое, либо я его сейчас прибью», — подумал Один. Но прибить Второго Одина было жалко: он был единственной автономией от Одина в его мире. Уже приятно. Хотя и бесполезно.
С этого дня Один стал очень занят. Он был всем, и параллельно он различными способами пытался привлечь к себе внимание Того Единственного, кто был не им. Звал отовсюду, швырял лимоны, устраивал грозу, грохотал громом, лил дождем. Второй Один удивлялся, что климат испортился, но не прекращал своих ежедневных сидений под лимонным деревом: он все надеялся, что именно под этим деревом его когда— нибудь заметят.
«Ну почему он меня не слышит! — грустил Один. И почему мне не у кого об этом спросить?»
Все это время на него смотрел Тот, Кто его Создал. Он видел, что Один стал всем, и очень этому радовался. Он легонько касался плеча Одина и дул на него теплым сном. Он хотел с ним поговорить, но Один его не слышал. Один был очень занят: он пытался поговорить с Тем, Кто не Слышал его.
5
То, что он был всем, и то, что никто его не слышал и слышать не хотел, чрезвычайно угнетало Одина. Он грустил и мрачнел. По его небу катились тучи, его солнце неохотно восходило и быстро заходило, его вода стала холодней, а фрукты горчили. Между деревьями ходил Второй Один и мрачно жевал лимоны.
— Ведь есть же, есть, — бормотал Второй Один, — есть же где—нибудь Тот, Кто все это Создал!
— Ведь есть же, есть, — бормотал синхронно с ним Один, который был Всем, — должен же быть Тот, Кто Выше меня!
Второму Одину казалось, что это ему вторят листья, но когда он поднимал к ним голову, то убеждался что по—прежнему был Один.
Тот, Кто был Выше них, смотрел на эго все спокойно. Тот, Кто был Выше них, уже вырос, поэтому ему было, по большому счету, все равно, услышат его или нет. Один маялся и думал о том, что, пока он такой тупой, что даже не может создать никого поумнее того, кто такой тупой, Тот, кто где—нибудь над ним, никогда его не заметит. Впрочем, может, это и хорошо — потому что, как только Он его заметит, Он его, конечно же, отменит
А Тому, кто был над ним, не нужно было его замечать. Он всегда знал, что Один есть — с того момента, как сам его создал.
«А вот появится кто—то, Кто Выше меня, и я стану Никем», — думал Один и гнал тучи по небу.
6
В одно прекрасное утро Один случайно забыл о том, что он, кажется Никто, и сумел соорудить абсолютно роскошный восход. «Я молодец», — подумал Один.
С земли на восход восторженно смотрел Второй Один, и ему казалось, что он начинает что—то понимать.
Следующий восход был таким же роскошным. И следующий за ним — тоже. Роскошные восходы стали привычными. Второй Один ходил с прутиком и что—то чертил на песке.
«Но если я — молодец, — подумал Один, — значит, я чего—то стою? Значит, есть ли, нет ли Того, Кто Выше меня, это в любом случае не значит, что я — Никто. Потому что даже если Он — есть, мой восход остается?» Он помигал солнцем в небе, покатал волны по воде, пощекотал Второго Одина ветром и простил ему то, что он его не слышит. Ему стало легко и спокойно, он решил, что пусть уж Второй Один будет какой есть, и хорошо, что он есть, и ладно, пусть будет глупым или любым, неважно.
