членом партии, поэтому — замдиректора только, она и в Израиль уезжала с этой должности…
… далеко от дома, далеко от Бога твоего, далеко от радости, но будет день…
— а генерал ему только руками разводит: нет, говорит мест у нас в больнице, нет и быть не может, потому что твой родственник — не военный, а мы и военных не всех кладём, нет у нас мест! Но тут он вынимает эту бутылку бренди, ты можешь себе представить — в Москве, тогда, бренди! — этого даже генерал достать не мог, он только руками развёл: «ах!», оценил он это, генерал, и что тот помнит — сколько лет ведь прошло с войны, когда они…
… тяжело, тяжело тебе, душа моя, тяжело, но будет день, и ты придёшь домой, ты обретёшь радость, воздастся тебе сполна за работу твою, душа моя…
— и вот после этой операции, а таких операций в мире на тот момент было сделано двенадцать, а в Союзе — всего шесть, дядина была шестая, и говорить он снова начал, и даже пришёл к нам домой перевоспитывать меня, что я сионист, а это нехорошо, с ним в палате там один араб из Палестины лежал, военный, по обмену, можешь себе представить, и этот араб ему наговорил, что сионисты — они все…
… страдай, душа моя, страдай, ты найдёшь и вспомнишь, откуда ведут дороги твои и куда, где тебя ждут, куда ты идёшь…
— а потом дядя уезжал в Германию, он к сыну уезжал, у него сын женился там, и жена потянула туда, к сыну, а дядя ехать не хотел, он хотел ко мне, к сионисту, в Израиль, но тётя не пустила, и уехали они в Германию оба, а дядя всё плакал и повторял…
… найдешь дорогу твою к небесам, и обретёшь радость, но пока…
— и они приезжали в гости с тётей в прошлом году, так дядя всё удивлялся, что мой папа машину моет возле дома, говорит, у нас в Германии можно только в отведённых для этого местах, вообще ему в Израиле понравилось ужасно, он всё хочет сюда приехать насовсем, но куда он поедет, у него же сын и внучек уже там растёт, внучка же не бросишь, правда?
Спасибо, Лёнька, сказала я искренне, выходя из машины. Да за что, удивился Лёня, ты приходи ко мне в гости, на подольше приходи, я тебе еще не такое расскажу. Ага, ответила я, приду, только ты тогда уже и кантора зови, чтобы пел, я не могу без музыкального сопровождения, и чтобы снова дождь, непременно дождь чтоб шуршал и звенел, да что тебе, дождя мало, посмотри, сколько его еще осталось, да, действительно, а у меня нет зонтика, ну ладно, я побежала, не надо меня провожать, ничего страшного, у тебя же тоже нет зонтика, я всё равно уже вся мокрая, пока!
Дома сразу яркие следы на бледном полу, и Дима, качая головой, снимает с меня вялотекущее пальто, и спрашивает, чего ты такая весёлая, ты бы лучше спросил, чего я такая мокрая, да я же вижу, что дождь, тебе же холодно, пойдём, я тебя согрею, давай сделаю быстро чаю горячего, бери кота и лезь под плед, да над чем ты всё смеёшься?
Согрею, чай, кот, плед. Страдай, душа моя, страдай — но будет день, и ты найдёшь дорогу, и ты придёшь домой, и воздастся тебе сполна за работу твою.
Сполна.
ЛЮБЛЮ, КОГДА ПИПЛ ТУСУЮТСЯ
— Как дела?
— Да никак. Вошли в Хеврон. Вышли из Египта.
Чем отличается эта ночь от других ночей?..
В нашей части поселения мы были одни. Все молодые соседи (а других у нас нет), похватав детей, разъехались по папам—мамам, и ни одного огня не горело во всей округе. Воистину «наш караван шагал через пустыню».
В какой—то момент на улице погасли фонари, и наш островок света поплыл среди стены темного дождя и мрачных силуэтов далеких гор. Тьма Египетская. Тот, Который отвечает за все, явно знает толк в декорациях. Всяк, кто голоден — пусть придет и ест. Всяк, кто нуждается — пусть придет и участвует.
Мы сидели за праздничным столом, и слушали одиннадцатичасовые новости. Шестнадцать убитых, сто тридцать раненых в теракте в Натании. Чем отличается эта ночь от других ночей? В другие ночи мы едим и хлеб, и мацу, а сегодня — только мацу. Теракт произошел в зале гостиницы, где проходил праздничный Седер.
Голос диктора напряжен до крайности. Еще в предыдущих новостях была фраза: «я бы расспросил свидетелей, но все свидетели ранены». В другие ночи мы не возлежим, облокотившись на левую руку.
Омой руки, вкуси салат, раздвой среднюю мацу. В моём переводе «Пасхальной Агады» — маленький шедевр: «Глава Седера умывает руки».
Из ста тридцати раненых в Натании двадцать пять — тяжело. Глава Седера умывает руки.
Седер катится своим чередом. На улице стоит проливной дождь. Ты переживаешь, что диким ветром может сорвать крышу. Ощущение, что стены пошатываются. Рабами мы были у фараона в Египте. Дождь на Песах — хорошая примета. Мама, мама, а теракт на Песах — это хорошая примета?
Нет, нет, все было вовсе не так мрачно. Было тепло и родственно, было славно и приятно, было временами весело, а временами — еще как—нибудь. Мы же не можем без цинизма. Муся, пойди открой дверь — там очередной террорист пришел. Муся? Ах да, она же еще ходить не умеет. А мне лень вставать, ладно, хрен с ним, с террористом, сквозь дверь постреляет.
Седер нельзя закончить без отложенной в его начале части мацы — «афикомана». Афикоман полагается прятать от главы Седера — с тем, чтобы он искал, а не найдя — платил выкуп (исполнял какое —нибудь желание). Главой Седера была я, а ты, естественно, спрятала афикоман. Спрятала так, что мы всей компанией не могли его найти. Дима уже предложил начать пролистывать книги по одной. Сдались. Выяснилось: ты положила афикоман под ковер, и там по нему хорошо походили ногами. Ты забыла, что его еще надо есть…
Платить выкуп за крошки от афикомана я отказалась. Пылесосить ковер решили после праздника. И вообще, чистота ковра — это не главное. Как и целостность афикомана. Если бы Он только вывел нас из Египта, с нас было бы достаточно.
Весь вечер туда—сюда, из дома и в дом, ходил Вася, которому хотелось одновременно посильно участвовать и в нашей скромной трапезе, и в концерте под крыльцом. А на улице шел дождь, между прочим. А почва под крыльцом — глина мокрая вязкая. А коричневые кошачьи следы на полу и на ковре очень отчетливо видны. А на хрена мы пылесосили ковер и вымывали пол до зеркального блеска? А фиг его знает… Умный — он что спрашивает? А ни о чем он не спрашивает, умный…
В полночь положено открывать входную дверь, и читать определенное благословение. Дверь открывается для того, чтобы пророк Элиягу, который очень может быть как раз пойдет мимо, мог войти. Для него же наливается полный, до краев, бокал вина.
Ты сказала, что дверь открывать страшно — темнота, дождь, мы одни в районе — мало ли что? Я предложила дверь открыть, но чтобы мужики следили, чтобы никто не вошел. Кроме пророка, разумеется.
Мы представили: открытая настежь дверь, внутри — с каждой стороны — стоит, вжавшись в стену, длинный мужик с пистолетом наизготовку. «Поселенцы радуются приходу пророка Элиягу». В этом году — рабы, в будущем году — свободные люди.
Тот, Который Отвечает за Все, не играет с одиночками. Ему глупо предъявлять претензии типа «я тебе Седер отсидел, а ты меня от теракта не уберег». Он избирает народ, и играет с ним на макро—уровне. Кажется, с нами он уже наигрался. Кажется, нас скоро переизберут. Намечаются перевыборы.
Господи, прошу тебя, избери шведов. Пусть они на своей шкуре поймут, что это такое — быть твоими избранниками. Ну, или эстонцев — тогда хотя бы отдохнешь от наших бешеных темпов. Короче, Господи, избери кого—нибудь, а нам дай покоя. Чуть—чуть.
В будущем году — в отстроенном Иерусалиме.
