прислушиваться к скрипке. Когда звуки становились глуше, она меняла направление и шла на звук. Небо сначала посинело, а потом стало темнеть, но Хэт не боялась. Она была «своим человеком» в лесу и знала, что найдёт путь в чаще и в глубокую ночь — если не по виду, то по запаху, по звуку и даже ощупью.
Чаща стала реже. На прогалине стоял маленький человек и играл на скрипке. Хэт неслышно подкралась поближе и увидела: это был Сэм Грин, проповедник. На земле, возле его ног лежала тряпка. Теперь она поняла, куда ходит Книжник, держа под мышкой странный предмет, завёрнутый в коричневую ткань. Он ходит на остров, куда никто не знает дороги, и носит с собой скрипку. В лесной глуши он играет часами. Никто в посёлке не знает, что Сэм Грин — скрипач. Скрипка заменяет ему близкого человека — ведь он, конечно, с ней разговаривает. Это ясно уже по тому, что играет он не привычные песни, а что-то своё, собственное. Вероятно, он сочиняет.
Сэм вёл себя странно: он вдруг обрывал мелодию и начинал бегать по прогалине, размахивая смычком и что-то несвязно бормоча, иногда он стонал, а потом опять принимался играть. Вдруг он сел на землю, посидел несколько минут, раскачиваясь из стороны в сторону, снова вскочил и стал оглядываться, точно почувствовал, что за ним следят.
Хэт вышла на открытое место. Книжник вскрикнул и прижал скрипку к груди.
— Не бойся, дядя Сэм, — сказала она, — это я, Гарриет Табмен, дочь Большого Бена.
— Как… как ты догадалась?
— Я не догадывалась, дядя Сэм. Нельзя играть в лесу на скрипке. Никто не поверит, что это играет клён или кедр.
— Гм… негры подумают, что играет нечистая сила, — обиженно возразил Книжник.
— А белые?
— Белые не станут рвать одежду о кусты и колючки. И я тихо играю.
— Нет, дядя Сэм, громко.
— Тьфу! — воскликнул Книжник. — Что плохого в том, что я играю на скрипке? Разве это преступление?
— Почему тебе не играть в посёлке?
— Почему? — дико закричал Книжник. — Потому что я не хочу, чтобы меня слушали! Твой муж Джон любит, чтобы вокруг него сидела куча людей и подпевала его глупым песням. А я хочу играть для себя. Это место… это то место, откуда бежал мой сын, который теперь, может быть, замерзает в снегах Канады! И какое тебе дело, Гарриет Табмен?
— Он отсюда бежал?
— Да, он отсиживался здесь сутки, а потом бежал. Отсюда начинается дорога на Север.
— Где она? — замирающим голосом спросила Хэт.
— Не знаю. Мне так сказали. И я хожу сюда уже давно и ни разу её не видел. Говорят, что она подземная, но это сказки. Я думаю, что отсюда идёт тропа в графство Кент, а оттуда — в штат Делавэ?р, а оттуда в Пенсильванию.
— А как по ней идти?
— Не знаю. Мне это сказали, но я по этой дороге не ходил, потому что я уже немолод и мне не выдержать такого пути. Я остаюсь здесь один. У меня есть только скрипка.
— А про бога ты забыл? — иронически промолвила Хэт.
— Бог не обращает на меня внимания, — признался Книжник. — И мне не хочется его беспокоить. Я перебрал всю библию не нахожу в ней ни одного подходящего текста… Какое тебе дело, Гарриет Табмен?
Хэт долго молчала.
— Если бы ты мог показать мне, где эта тропа дядя Сэм…
Сэм подошёл к ней ближе и неожиданно указал смычком на небо, на котором уже светились звёзды.
— Ты видишь Большой Ковш?
— Вижу.
— Так вот: от края Ковша гляди туда… направо… вверх, а не вбок. Видишь маленькую звёздочку?
— Вижу.
— Это Полярная звезда. Где Полярная звезда, там север. Это звезда негров. Вот и всё, что я знаю.
Хэт внимательно разглядывала скромную, малозаметную звёздочку. Большой Бен никогда про неё не говорил. «Где Полярная звезда, там север»… А где север, там свобода…
Хэт тайком вернулась домой около полуночи. Джон безмятежно спал, накрывшись до ушей пёстрым лоскутным одеялом.
Прямая линия
На следующий день, отправляясь на работу с лесорубами, Хэт встретила Дигби Пинча, который ехал в двуколке и правил мулом, не вынимая изо рта трубки. Бен Росс громко его приветствовал, но Пинч не ответил.
— Задирает нос, — пробурчал Бен, вскидывая на плечо топор. — Разбогател, что ли?
Проезжая мимо Хэт, Пинч задержал мула и сказал почти шёпотом:
— Если тебе понадобится помощь…
Хэт вздрогнула и посмотрела на Пинча, но тот хлопнул вожжами и уехал, не оборачиваясь.
Откуда он знает? Кто мог ему сказать?
Ответ был простой: Сэм Грин, проповедник.
«Если понадобится помощь…» Пинч жил в полумиле от Бактауна, на ферме, если можно назвать фермой дощатое строение, похожее на сарай.
А может быть, он нарочно сказал? Дигби Пинч когда-то водил дружбу с рыжей миссис Сьюзен, которую Хэт запомнила на всю жизнь. Наверное, у него есть знакомые среди белых лодырей, которые пьянствуют в Бактауне, ожидая любого заработка. Они не упустят случая привести к хозяину беглую рабыню и получить за это по доллару на выпивку.
«Если понадобится помощь…» Без помощи отсюда не уйдёшь. Кто-то помог Сэму Грину-младшему, и вот он на свободе.
Надо идти на риск.
Но для бежавшей негритянки риск — это собачьи клыки, потом воловья плеть, потом буква «Б» («беглая»), выжженная калёным железом на плече, и, наконец, медленная смерть на хлопковом поле или в сарае, на охапке соломы…
Если есть оружие, можно защищаться, а последнюю пулю пустить в себя. Но оружия нет.
Вечером у Хэт был такой странный вид, что беспечный Джон удивился.
— Что это ты на месте не сидишь, Хэт? — сказал он, глядя на неё подозрительно.
— Разве я не сижу на месте?
— Ты уже шестой раз уносишь сковородку и приносишь её обратно. О чём ты думаешь?
— Джон, — сказала Хэт своим хриплым голосом, — я буду свободной.
Джон рассмеялся:
— Ты договорилась с хозяином о выкупе? А деньги нашла в дупле?
— Нет. Я хочу уйти на Север, в Пенсильванию.
— Ты окончательно рехнулась! Как ты туда доберёшься?
— Я найду дорогу. Джон, пойдём вместе!
Джон Табмен фыркнул:
— Я тебе сто раз говорил, что мне и здесь не худо. Я не раб, а свободный негр, и мне нет смысла блуждать по лесам с беглой рабыней. Овчарки отличают чёрного от белого, но свободного от несвободного
