столкнемся. Ты Джоан Файн, да?
Джоан кивнула. Она неосознанно глянула на окно, из которого вылезла Лекса.
— Это Эллен, — сообщила ей Лекса. — Эллен Левенгук, или Киска Лес Би. Мой фотограф и кинооператор.
— А.
—
В ресторанчике «Вурстхаус» на Гарвард-сквер кучерявый студент из Туниса, приехавший учиться по обмену, подал им бифштекс с яйцами; а также свежесваренный никарагуанский кофе — философски обоснованный, из бобов, собранных бывшими сандинистами[112]. Под влиянием новой волны промискуитета курить в общественных местах снова ненадолго разрешили, так что, пока Лекса сыпала себе в кофе такое количество сахара, которое раскочегарило бы армию гипогликемиков, Джоан закурила «Мальборо» и завербовала блюдце под пепельницу: эти взаимодополняющие вредные привычки, как они потом будут всем говорить, послужили первым предзнаменованием зарождающейся вечной дружбы.
— Ну так вот, мы на пути к новой сексуальной революции, — сказала Лекса, отвечая на вопрос о своих кинематографических амбициях, — и судя по тому, как после первой все развопились и откатились назад, думаю, в этот раз нужен какой-нибудь культурный маячок, который будет указывать путь или, по крайней мере, породит в умах ебущихся какие-нибудь идеи…
— Культурный маячок? — переспросила Джоан. — Порнофильм станет культурным маячком?
— Ну… — Лекса вскинула руки, — ну, может, и не так чтобы
— Довольно амбициозно, — отметила Джоан, поразившись отваге Лексы. — Хотя я тут не специалист.
— Это как раз лучшее. В Америке тут и
— Знаешь, а ведь тебя будут пикетировать все группировки за семейные ценности отсюда до Калифорнии…
— Почему фильм и станет гарантированным блокбастером.
— …уж не говоря про множество леваков. Моя соседка Пенни наверняка скажет, что, поскольку почти все грунтовые воды в Новой Англии непригодны для питья, есть более важные поводы для беспокойства, нежели чьи-то эротические фантазии.
Лекса вытащила сигарету из пачки «Мальборо» Джоан и закурила.
— Случилось так, что мне очень много известно о том, как в этой стране движется чистая вода, — сказала она, — а любой, кто скажет, что чистая вода и экстаз — взаимоисключающие цели, — псих. Думаешь, твоя соседка пожелает дать обет безбрачия, пока в Бостонской гавани не смогут снова жить омары?
Джоан улыбнулась.
— Я думаю, Пенни первая возьмет твой фильм в прокате — под вымышленным именем. Да и я, пожалуй, тоже хочу посмотреть.
— Посмотришь. А заодно поможешь мне его делать. — Лекса затянулась, скорчила рожу и выкинула сигарету. — Боже, какая гадость. Как ты это терпишь?
— Так же, как ты — кофе с восемью пакетиками сахара.
— Это другое, — объяснила Лекса. — Во мне наполовину марокканская кровь; это часть моего культурного наследия.
— А марокканцы не курят?
— Эту половину я не унаследовала.
— Угу. А что же, блин, у тебя за специальность, раз тебе пришла в голову подобная идея? Театральное искусство?
— Журналистские расследования. Будущие «разгребатели грязи» всех стран. Это мои долгосрочные амбиции; если фильм принесет достаточно, я на вырученные деньги открою собственную газету, старомодную — из тех, которые на самом деле читают. На первой странице не будет сводок новостей, и никакой рекламы в передовицах. А вверху напишу: «Основано на страсти к правде».
«Страсть Нуар» Лексы Тэтчер снимали в Гарварде на рождественских каникулах. Бюджет крохотный, 60 000 долларов, финансировалось все за счет круговой поруки выпрошенных и одолженных кредитных карточек — в конце каждого отчетного периода долг перенаправляли по кругу с карты на карту. В ноябре и декабре, на препроизводстве Джоан подрабатывала ассистентом Лексы, урезав свою политическую деятельность, чтобы выкроить время. Пенни Деллапорта считала, что Джоан окончательно рехнулась. На самом же деле Джоан стала ассистентом после того, как отказалась от первоначального предложения Лексы — сыграть в фильме роль; хотя Джоан просто сгорала от желания отпустить поводья и отважиться на нечто действительно небывалое, она испугалась, что архиепископ Филадельфии выложит ее матери пачку глянцевых снимков 8x10 дюймов.
В понедельник перед Днем благодарения, на последнем открытом кастинге, Джоан заметила, что по чердаку кембриджского склада, где шло прослушивание, бродит мужчина в плавках-бикини, и в ней разгорелась похоть. У него была песчано-желтая грива волос, невинные голубые глаза и сложение поденщика-молотобойца в карьере. Гладкая безупречная грудь, на руках и ногах еще остался летний загар, а поскольку на чердаке из-за софитов стояло настоящее пекло, он вспотел, лишь ожидая своей очереди; впадинка у него под кадыком призывно блестела. Единственным недостатком были бикини: наверное, он намеревался так подчеркнуть свою сексуальность, а на самом деле это выглядело глупо — хотя, впрочем, нормально: из-за этого несовершенства он казался более достижимым и, следовательно, более привлекательным. Без единого лишнего движения — монашки из ее бывшей школы просто бы зааплодировали — Джоан скрестила ноги и пальцем подозвала Лексу.
— Посмотрим, — сказала та, пролистывая стопку резюме. — Его зовут Гант. Гарри Деннис Гант. Ему двадцать один год, и он остановился в
— Возьмешь его? — спросила Джоан, как она думала — ненавязчиво.
— Раздумываешь, не согласиться ли все-таки на роль? Придется тебя разочаровать. Он симпатичный