сказать?
— Просто чтобы увидеть тебя, — ответил Гарри. — Немного подышать табачным дымом, послушать, какой я безответственный. Как раньше.
— К кому?
Гант повернул голову.
— Тоби.
Слуга вспугнул Джоан — он появился как будто ниоткуда, хотя на самом деле все время недвижимо стоял среди всего этого барахла на самом виду, она просто не замечала. Без единого слова он шагнул вперед и вручил Джоан конверт.
— Что это? — спросила она.
— Два билета туда-обратно на «транзитную молнию» до Атлантик-Сити. На утренний «Экспресс Игроков» ты уже опоздала, но в 11:30 и 12:59 будут еще поезда. Если хочешь, вызову тебе такси до Гранд- Сентрала.
— Кто такой Джон Гувер?
— Это человек, который придумал Самомотивирующегося Андроида. Вообще-то он начинал с «Диснеем», потом пришел ко мне и работал тут три года после того, как я выкупил патент. Сейчас он на пенсии, живет в Нью-Джерси, но держит руку на пульсе корпорации. Вчера вечером, прямо перед тем, как ты позвонила, прислал мне по факсу трогательную записку, где говорилось, что он слышал о гибели Янтарсона Чайнега и будто некоторым газетам пришла в голову идея раздуть скандал. Он сообщил, что с огромным удовольствием поговорит с репортерами, если мне покажется, что это сможет нам помочь. Он правда очень милый.
Джоан открыла конверт. Помимо билетов, там лежала бумажка с адресом и телефоном Джона Гувера.
— Если я почту за труд с ним встретиться, — спросила она, — он расскажет мне что-нибудь полезное? Или просто повторит, насколько крайне, крайне маловероятно перепрограммировать Слугу?
— Ну он же
— Ладно, для начала я ему позвоню.
— Когда вернешься, — сказал Гарри, — можем поужинать.
Джоан посмотрела ему в глаза, потом — снова на записку с адресом.
— Скажи мне вот еще что, — произнесла она. — Как может пенсионер в Джерси знать планы нью- йоркских репортеров? Судя по тому, что мне рассказала Лекса, слухи об этом в прессе еще не поползли. Хоть твоя Ванна и любезничает с полицией, большинство новостийных агентств побоятся иска за клевету.
Гант пожал плечами:
— Ванна иногда бывает строга, но это оттого, что у нее была тяжелая жизнь. Она верный человек. Джон Гувер — тоже. Ему небезразлична репутация Слуги, поэтому, наверное, он просто о чем-то прослышал. А откуда у Лексы Тэтчер полицейское досье о смерти Янтарсона Чайнега?
Джоан свернула конверт и положила в карман.
— Лекса работает с информацией, — ответила она. — Вот что. Я встречусь с Джоном Гувером, а уже после мы поговорим про ужин.
— Хорошо.
Джоан покачала головой, нехотя улыбаясь.
— Это все еще под вопросом, Гарри. Но спасибо за приглашение.
8
Вот если тебя внесли в почетный список «Десяти наиболее опасных преступников», значит, ФБР начинает настоящую охоту. К тому же это признак того, что они напали на след и уверены, что вскоре тебя повяжут на глазах корреспондентов. «Список» — это пиаровский ход, придуманный Пупером — или как там его зовут? — чтобы показать, какие первоклассные ищейки служат в ФБР.
…Как только ты попал в «Список», уходи в самое глубокое подполье.
Маяк на рифе Роббинса находится на две мили к зюйд-весту от Статуи Свободы, на некотором расстоянии от Стейтен-Айленда. Маяк автоматический, так что туда никого не пускают, и единственные законные посетители — двое смотрителей из Береговой охраны, которые заходят туда пару раз в месяц провести осмотр и ремонт. Оба они — заядлые моряки, абсолютные патриоты, и при обычных обстоятельствах не стали бы иметь дела с пиратами. Но у одного дед умер от рака, вызванного пестицидами на виноградниках Калифорнии, а у другого обанкротилась вся семья после того, как из-за выброса нефти в 2020-м в заливе Бристоль на Аляске погибла вся рыба. Так что если кучке древолюбивых изгоев иногда надо использовать риф Роббинса как убежище или место встречи — претензий нет, главное — не оставлять следов и чтобы никто не видел, как они проходят мимо близлежащего военного причала Байонн.
Маяк был небольшой — пожарный гидрант на каменном фундаменте, сидящий шапочкой на верхушке рифа. Внутри от центра клиньями отходили склад, спальня, кухня и гостиная. Еще там была ванная с чугунной ванной, куда вода поступала из внешнего бака; Моррис Каценштейн восстановил водопроводную систему и незаметно добавил к баку два стока для дождевой воды. В спальне, пустовавшей с отъезда последнего смотрителя, Моррис сделал фальш-потолки и подвесил в нише диван, который можно опускать и поднимать на шкивах. Помимо этого, на кухне он обустроил тайное отделение с посудой, газом и никарагуанским кофе; на этом удобства заканчивались. Получилось спартанское, но уютное местечко: сюда хорошо было приезжать, ибо, когда ФБР установило наблюдение за Нью-Бедфордом-Стайвесантом, Фило стало слишком опасно появляться на квартире у Лексы. К тому же — ближе к Пиратской бухте и туда быстрее добраться, если вдруг почему-либо придется спешить.
Иногда в порыве страсти Тосиро Отсосими начинал кричать что-нибудь на родном японском, Фило скатывался на немецкий вариант пенсильванского голландского, а Лекса, бегло говорившая по-арабски, французски, русски и испански, превращалась просто-таки в настоящий «Берлиц»[122] от эротики. Когда они наконец засыпали, в ушах все еще звенели отголоски вавилонского столпотворения. Им снились карты и нации, а просыпались они от близости доброй плоти.
Как обычно, Лекса встала первая. Фило лежал справа на спине, его широкая грудь служила подушкой ее щеке. Тосиро расположился головой в другую сторону и касался во сне ее ног губами. Лекса положила одну руку на одного, вторую на другого и почувствовала, как они спокойно и синхронно дышат. Она довольно улыбнулась.
Отовсюду в маяке шел запах кофе и свежей типографской краски: из Вашингтона вернулась Эллен Левенгук. Стараясь не разбудить возлюбленных, Лекса встала, пританцовывая босиком на холодном полу. На рифе Роббинса не было отопления. Она прошлепала мимо кладовой и заметила, что койка Раби пуста, толстые стеганые одеяла скинуты; из ванной слышался плеск и смех. Лекса направилась в кухню и сделала себе сахар с кофе.
На столе в гостиной лежал новый номер «Межгорода». Он был настолько близок к произведению искусства, насколько это возможно для газеты. Восприняв крах «Голоса Деревни»[123] на рубеже тысячелетия как знак, Лекса решила, что новая еженедельная газета, нацеленная на простого читателя с улицы, не даст ей того влияния, к которому она стремилась; так что она постаралась переманить журналистов и редакторов из других уважаемых изданий. Газета версталась на компьютере, потом «Межгород» набирался вручную на Электрогутенберге
