Канализация, Газ & Электричество

тормоз. Покатившись, «форд» подрубил голени Гомеса. Тот рухнул на багажник, словно подстреленный олень, которого охотники прочат в трофеи. «Линкольн» подпрыгнул на выбоине и увеличил скорость.

Позже очевидец рассказывал полиции, что Гомес пытался спрыгнуть с машины-беглянки, но не сумел.

— Когда машина приближалась к поперечной улице, он заорал: «Помогите же наконец!»

— Пиздец, — поправил второй очевидец, — Он говорил: «Мне пиздец». И не ошибся.

Что бы ни слышалось очевидцам, Гомес проехал спиной вперед по одному из самых оживленных центральных перекрестков. К счастью, светофоры были на его стороне. К несчастью, стразу за перекрестком стояла другая машина — прямо на пути «континентала». К великому несчастью, та машина оказалась «фордом-пинто» 73-го года — возможно, последним в этом мире, — и она смотрела не в ту сторону, подставив свой ахиллесов зад приближающемуся «линкольну».

— Все взорвалось, — сказал первый очевидец. — «Континентал» шел от силы 20–25, но малышка просто-таки вспыхнула. И тот парень на багажнике «линкольна» вспыхнул вместе с ней.

Второй свидетель согласно кивнул:

— Чертов импорт косоглазых!

Так одной вспышкой Гарри Гант сделался единоличным владельцем «Промышленных Предприятий Ганта» и Автоматических Слуг. Полицейское расследование смерти Гомеса выявило несколько странностей. Владельцев тех двух машин найти не удалось; попытка проследить номерные знаки и серийные номера через Отдел транспортных средств принесла ответ «МОДАЛЬНОСТЬ ОТРИЦАТЕЛЬНОГО ВЫВОДА ДАННЫХ», что означало одно: компьютер посеял файлы. Помимо этого, следователи не могли не обратить внимания, что в одном городе оказалось целых два «форда» тридцатилетней давности и на ходу. Хотя официально смерть Гомеса назвали несчастным случаем, чрезвычайным происшествием и карой Господа и Детройта, полиция Атланты продолжала вынашивать подозрения, что ему не просто сильно не повезло.

Эту тайну могли бы подхватить и СМИ, но ее затмила история получше. Эллен Левенгук из «Межгорода» первой очутилась на месте аварии; она находилась в центре Атланты по совершенно другому делу и добралась до перекрестка, не успел еще остыть металл. На том углу, где Кристиан Гомес сделал последний шаг, Эллен нашла «дипломат» со сломанными петлями и синюю папку с наклейкой: ПРЕДЛОЖЕНИЕ ПО СОЗДАНИЮ МУСОРНОЙ СВАЛКИ В НИГЕРИИ. Сделав несколько снимков с места происшествия, она переслала содержимое папки по факсу Лексе Тэтчер в Нью-Йорк. Лекса позвонила Джоан Файн.

— Привет, Джоан, это я, — сказала Лекса. — Я хочу устроить цирк в новостях, и мне нужна твоя помощь. Тебе еще интересно устроить акцию по ограничению послевоенных разработок в Африке?

— Интересно, хоть и с пессимизмом, — ответила Джоан. — Не могу найти спонсоров для такой кампании. Складывается ощущение, что тем, у кого есть деньги, либо все равно, либо они уже вложили их в захват земель.

— Ну я, кажется, нашла способ слегка поднять уровень общественного сознания. Догадайся, что затеял твой бывший.

— Какой бывший?

— Несостоявшаяся порнозвезда. Гарри Гант.

— О господи, — ответила Джоан. — Его уговорили выпускать солдат-роботов?

— Нет, он по-прежнему пацифист. Но собирается превратить бывшую Нигерию в мусорную свалку.

— Что?

— У меня тут перед глазами документ — конфиденциальное предложение по созданию свалки площадью два миллиона акров на Северных высокогорьях Нигерии, по контракту с «Африкорпом» — подразделением «Промышленных Предприятий Ганта». Они планируют переправлять отходы на мусорных баржах «Суперплашкоут» на Невольничий Берег, затем перевозить по железной дороге на саму свалку, а это с площадью в два миллиона акров означает 3100 квадратных миль токсичного мусора в незащищенных отвалах. Есть еще и сопутствующий план — пробурить шахты в плато Джос и хранить там ядерные отходы постоянно, хотя, насколько я поняла, сейсмического исследования, чтобы определить геологическую устойчивость плато, никто не проводил.

— Господи. И они думают, что это сойдет им с рук? Нет, погоди, тупой вопрос. Вот что я тебе скажу: давай договоримся о времени, и я начну обзванивать людей. Если Гант думает, что добьется своего без борьбы, то он просчитался. Поддержи меня в прессе, и он увидит, что просчитался.

— Я знала, что могу на тебя рассчитывать.

Марш против свалки в Нигерии был назначен на 7 июня, чисто случайно — на четвертую годовщину Похода католичек-женщисток в Ватикан. Джоан собрала сухопутные войска, а Лекса раздула костер в прессе, используя всех, кто ей был должен, чтобы освещать акцию и саму проблему начали как можно раньше. Демонстранты выбрали главной темой загрязнение: ресурсы Африки так и так будут разрабатываться, все понимали, что войну как раз и вели за нефть и минералы, сколько бы президент ни твердил об обратном, но будет ли это облагорожено уважением к жертвам Пандемии, или же дельцы в безрассудной погоне за наживой сорвут все клочки человеческой порядочности до единого? «Свалка мусора на кладбище» — таков ли символ будущего Африки?

Комментаторы различных СМИ разыгрывали высокоморальность марша, хотя, по предсказаниям циников, на акцию никто не явится, особенно если погода будет плохая. Хоть это и звучит бессердечно, говорили эти циники, те, кто пережил Африканскую Пандемию, уже оставили ее в прошлом, забыв о ней так же быстро, как забыли о СПИДе, что, в общем, вполне практично. Американцев куда больше интересуют гарантии занятости в условиях покалеченной послечумной/военной экономики, нежели обвинения в насилии над землей Нигерии; такова уж человеческая природа.

Ну, возможно. Но к девяти утра 7 июня на улицах, сходящихся у «Минарета Ганта» (в девичестве — Тернера), толпились полные негодования мужчины и женщины; Джоан Файн хотелось бы думать, что все это благодаря чему-то более возвышенному, а не ее пропагандистским способностям, хотя на самом деле она охрененно много сил для этого приложила.

В 9:30 из достроенного только наполовину здания вышел Гарри Гант, дабы предстать перед волей народа. Несколько недель до марша он отказывался делать публичные заявления, что напоминало обычную корпоративную обструкцию, но теперь, в момент истины, он вышел из «Минарета» один — ни телохранителей, ни пресс-агентов. Надел самый парадный костюм и галстук, намерено взъерошены волосы, а над головой у него развевался белый флаг.

Самый настоящий белый флаг.

Перед его капитуляцией толпа расступилась. Гант прошел по образовавшейся тропе и вскарабкался на огромную индустриальную скульптуру в центре площади перед западным крыльцом — разъеденную кислотой здоровенную руку, глядящую в небо открытой ладонью. Там он и встал — одинокий человек на большой высоте, только вот не один, а окруженный сотнями тысяч свидетелей, и кинофотопулеметы «Си- эн-эн» транслировали каждое его движение еще для сотен миллионов человек. И на виду у всей этой аудитории Гарри Гант поднял синюю папку — ту самую синюю папку — и разорвал ее пополам.

Радостный рев демонстрантов разнесся на несколько миль. Эллен Левенгук отсняла фоторепортаж капитуляции Ганта, а Лекса Тэтчер накинулась на своего спутника жизни тех дней, милого мальчика из Джорджии по имени Комфорт. Сестра Эллен Файн, приехавшая в Атланту несмотря на усугубляющийся рак легких, который вскоре положит конец ее жизни, растрогалась почти до слез.

— Ох Джоани, — сказала она, — если бы в Риме таких была хотя бы половина…

Джоан свистела и ликовала вместе с остальными, но в то же время осторожно поглядывала на Гарри, поскольку, сказать по правде, не верила, что он так легко сдался. Это совсем не в духе глав корпораций, особенно когда на кону такая высокая прибыль. Когда ликование поутихло и Гант смог обратиться к собравшимся — то есть через четверть часа, — Джоан внимательно вслушивалась в каждое слово, надеясь понять, в чем суть его дешевого трюка.

Гант заговорил в петличный микрофон, и голос его загремел из громкоговорителей на «Минарете» на множество кварталов. Начал Гарри с извинений. Он признал, что даже помыслы о том, чтобы свалить мусор