Единственным плюсом лагерной жизни в суровых городских условиях было то, что всегда где-нибудь неподалеку можно найти телефон-автомат. Пока скауты ставили палатки, Оскар ускользнул и набрал номер Обли. Подошла его мама.
— Здравствуйте, мисс Воттлз, — сказал Оскар детским фальцетом. — Обли дома?
— Это юный друг Обли, Оскар Хилл, — сказал Оскар, который настолько сосредоточился на том, чтобы говорить не своим голосом, что представился настоящим именем.
Во рту снова стало сухо. Голос опустился с фальцета на запинающийся бас:
— Э… э… э…
Оскар повесил трубку. Если бы у него был пистолет, он бы прямо здесь и сейчас сделал то, чего требовал от него голос чести. Но он вернулся к своему войску, объявил, что они продляют поход еще на день, и повел всех форсированным марш-броском на много миль через Бенсонхёрст до Форта Гамильтон, потом вдоль побережья Бэй-Риджа до портовых доков. Скауты удивились перемене планов, но жаловаться не стали; они были готовы на все что угодно, только бы лишний день не ходить в школу. Оскар же представления не имел ни куда они направляются, ни что будут там делать; просто ему хотелось уйти как можно дальше от той стоянки прежде, чем мисс Воттлз позвонит в полицию. Если бы у пристани оказалась лодка, не исключено, что они продолжали бы движение.
И вот настал четверг, родители девочек уже наверняка успели переволноваться и тоже позвонили в полицию, и жизнь Оскара Хилла… ну, в общем, кончена. Всё. Свою священную миссию вожака и наставника молодежи он ПРОВАЛИЛ. Если Оскар когда и хотел, чтобы воплотилась в реальность какая-нибудь заезженная фраза, то именно сейчас: он желал, чтобы земля разверзлась и поглотила его целиком.
Кстати, о дырах в земле… один из деревянных пирсов, выступавших в море, рухнул, обнажив черную пасть проходящего под причалом канализационного стока. В тот момент из него почти ничего не вытекало, лишь тонкая струйка экскрементов, образовавшая кучку на досках рухнувшего пирса и растекающаяся грязным облачком в воде. В коричневом Оскар заметил красные, белые и синие полоски; ему стало любопытно, он посмотрел внимательнее и, к своему крайнему удивлению, обнаружил изорванный и перепачканный американский флаг, задыхающийся в этой мерзости.
И эту явную метафору — символ Америки, глубоко погрязший в дерьме, — Оскар уже не мог ни стерпеть, ни проигнорировать. В бетонную стену пристани, спускавшейся к канализационному стоку, были вделаны железные скобы, но до самой воды и обломков пирса они не опускались. Оскар подумал, что, если встать на нижнюю ступень, какой-нибудь длинной палкой получится достать флаг. У одной из причальных построек он заметил расколотый багор и поспешил за ним.
Скобы уже сильно заржавели, но держались еще крепко — кроме второй снизу, которой, собственно говоря, вообще не было. Оскару пришлось тянуться до следующей, а такого напряжения его брюки не выдержали: послышалось
Музыка. Из канализационного стока неслась какая-то классика. Знакомая мелодия навеяла мысли о «Фантазии» Уолта Диснея[261], где к своему вымиранию под нее маршировали динозавры; прислушавшись внимательнее, Оскар уловил еще и легкое царапанье или стук, словно по трубе пробиралось нечто с очень короткими ручками и ножками.
— Обли? — сказал он, хотя понимал, что такого быть не может. Цепляясь одной рукой за скобу, он наклонился как можно дальше вправо и заглянул в отверстие. Внутри он увидел лишь темноту. — Эй! — крикнул Оскар под нарастающую музыку. — Там кто-нибудь есть?
В студии на борту «Сладкой Джейн» Дэн Рэзер[262] вздрогнул, словно его ударило током.
— О
— Что? — спросила Эллен Левенгук.
— У-уф!
Джоан столкнулась с изгоем прямо за дверью вокзала Гранд-Сентрал. Она была выше и проворнее, и он растянулся бы, не протяни она руку, чтобы его поддержать. Хотя многие предпочли бы, чтобы он упал, лишь бы не дотрагиваться — воняло от него, как из канализации, — Джоан крепко подхватила мужчину за плечи, посмотрела ему в лицо и… узнала.
— Клэйтон? — спросила она. — Клэйтон Брайс?
У него были круглые глаза — как у теленка, понимающего, что его ведут на убой; услышав свое имя, Клэйтон издал скорбное мычание и вцепился в куртку Джоан, словно человек, который даже на грани гибели продолжает хвататься за материальные ценности. Айн Рэнд в своей Лампе содрогнулась от омерзения.
— Прекрати! — рявкнула она. — Не лапай ее, подонок!
— Клэйтон, — повторила Джоан. Выглядел он ужасно: в каком-то грязном тряпье, загримирован так, будто живет на улице уже несколько лет, его бы и родная мать не узнала — или сделала бы вид, что не узнала. На голове вместо обычной консервативной прически — косматый парик, бурые свалявшиеся волосы перепачканы грязью и еще чем похуже. К лицу намертво прилеплены паршивая бородка и усы, и по разодранной коже на подбородке было ясно, что он пытался отодрать эти искусственные волосы. Язык во рту разбух до размера мячика для гольфа, и Клэйтон говорил весьма невнятно и еле дышал; нос и глаза распухли, из них текло; руки тоже раздуло, они стали большими и розовыми, словно вареное мясо, и его, похоже, терзала такая боль, что сил хватало лишь держать смятый жестяной стаканчик с карандашами, кроме которого у Клэйтона на этом свете ничего больше не осталось.
— Ох Клэйтон, — в очередной раз проговорила Джоан, уже прогоняя в голове возможный сценарий. — Ну что ты сделал — сказал какую-нибудь снисходительную глупость про бомжей? Скорее всего, кому-то постороннему?
У Клэйтона на миг замерло сердце, он изменился в лице: сначала шок, потом мольба, бешенство и страх, все сразу.
— Па-а-жи! — проревел Клэйтон, обессилено стуча по груди Джоан стаканчиком. — Па-а-жи!
— Помогите! — крикнула Айн Рэнд. — Помогите! Полиция!
— Могу ли я вам как-нибудь помочь? — сказал третий голос.
«Рота приятного путешествия» — семь человек в коричневой форме с электрошокерами и «тазерами»[263] — и так уже следила за Клэйтоном. Говорил суровый латинос — судя по значку, это был капитан Эктор Мьерколес.
— Все нормально, — сказала Джоан. — Он с нами.
— А вы-то кто? — поинтересовался капитан Мьерколес. — Билеты есть?
— Как раз идем покупать, — ответила Джоан. — Поедем в Атлантик-Сити. Первым классом.
— Билеты в первый класс стоят очень дорого, — сообщил капитан. — Уверены, что можете себе это позволить?
Джоан отцепилась от Клэйтона и достала кошелек — осторожно, чтобы не заметили пистолета, засунутого за пояс под курткой.
— Пластик, — сказала она, демонстрируя кредитки. — Шесть видов плюс карточка банкомата. — Она открыла бумажник и веером распушила купюры. — И наличные. Хватит?
— Очевидно, вы женщина обеспеченная, — сказал капитан Мьерколес, разглядывая поношенные теннисные туфли Джоан, — но этому типу нельзя сидеть в первом классе. — Сморщив нос, он кивнул на Клэйтона. — Боюсь, что даже в экономическом его присутствие будет оскорбительным для остальных пассажиров.
— Капитан, — начала Змей, не дав Джоан ответить, — разрешите кое-что предложить?
