Троя, или Опыт исторического упрощения

вытирала носы младшим детям и возносила проклятия Дионису.

Тут-то на пороге их дома и возник солнцеликий Парис с букетиком полевых цветочков в руке дебелой.

– Я пришел за тобой, прекрасная – сообщил он.

– Ага! – Елена уселась на скамью и принялась раздраженно раскачивать стройной ногой. – В каком смысле?

– В обыкновенном… – не нашелся, что ответить Парис.

– Ты что же, дурачок, влюбился? – догадалась Елена.

– Ага, – подтвердил тот.

Елена возвела глаза долу:

– Только тебя мне еще не хватало! И ты что же думаешь, я вот так вот возьму и пойду с тобой?! Дурак ты, Парис, приамов сын, как есть дурак!

Парис окончательно смутился, но тут из-за его спины выдвинулся Гомер и нараспев произнес:

– Движет не ум нашей жизнью земной, а богов повеленье,

А не согласна ты с нами, тогда Менелая разбудим…

Нога Елены стала покачиваться еще интенсивнее.

– Тс-с! – испуганно прошептала она. – Если его сейчас поднять, он и кузницу разнесет, и нас всех без разбору к Аиду отправит…

– Разбудим! – настаивал Гомер, повысив голос, и из-за стенки, словно ему в ответ, раздалось сонное, но грозное бормотание Менелая.

Елена вскочила:

– Так вы серьезно?

– А то… – ответил Парис, набравшись смелости.

Елена внимательнее присмотрелась к Парису и вдруг заявила:

– Люб ты мне, право, Парис, и пленяешь своим безрассудством

Сердце и тело, отлитые, кстати, отнюдь не из бронзы.

То и другое тебе отдаю я… И чад своих кстати,

Коих число, я надеюсь, тебя, храбреца, не пугает? – Она испытующе вгляделась в его лицо.

– Не пугает, не пугает, – заверил Гомер.

Парис затянул было:

– Ну-у-у… – Но его уже никто не слушал.

Сборы были недолгими, и вскоре многочисленная плеяда новоявленных родственников Приама, пройдя на цыпочках мимо кузницы, двинулась в сторону дома Гомера. (Вести их к себе Парис, страшась отцовского гнева, не решился.)

Проснувшись и ополоснув лицо холодной водой, Менелай в начале даже обрадовался тишине, царившей в доме. Постанывая и держась за голову, он прошелся по дому и вдруг обнаружил, что отсутствуют не только жена и дети, но и оружие, военные трофеи и кое-какие дорогие вещички.

С уходом жены он, возможно, и легко смирился бы. Но с этим!.. Ушла она сама (к чему уже давно двигалось дело), или кто-то ее похитил, не в этом суть… Сокровища должны быть возвращены!

… У Агамемнона он застал всю вчерашнюю компанию в полном сборе. Тут был и не блещущий умом, но обладавший недюжинной силищей, верзила Аякс сын Теламона, и славный воитель – обжора Диомед; и, за неимением иных достоинств, считавшийся мудрым, старец Нестор, и хромоногий, хворый пяткой Ахилл с дружком Патроклом, и хвастун Одиссей сын Лаэрта, прозванный за плутовство “хитроумным”… И множество иных славных мужей.

Вняв рассказу Менелая, все принялись живо обсуждать, кто явился виновником происшедшего… Вывод был однозначен: все женщины неблагодарны, похотливы и коварны. За это и выпили.

Менелай, найдя понимание, несколько успокоился, но тут очнулся, лежавший в стороне на куче соломы Агелай. Приподняв свою, усеянную трухой, голову, он объявил:

– Это все Парис… – и снова впал в забытье. Конечно же он имел в виду причину всех своих несчастий: стадо уменьшалось, Агелай стремительно беднел. Но поняли его по-другому.

“Парис, Парис!!!” – загомонили сотрапезники. А хитроумный Одиссей завершил обсуждение фразой: “Какой еще дурак возьмет Елену…”

Менелай побледнел. Такого позора он не терпел еще никогда. Но его потянувшуюся к мечу руку остановил Нестор:

– Умерь свой гнев, герой. Не так должно великим воинам начинать борьбу за справедливость. Прежде мы должны принести достойную жертву богам и молить их о счастливом исходе.

Веселой гурьбой, под предводительством Агамемнона, герои отправились в дом Менелая и уничтожили все его запасы вина и еды, остатки принося в жертву богине семейных уз Гере. Затем, навестили дом Агелая и перерезали всех оставшихся быков…

По ходу выяснилось, что Елену действительно видели в обществе Париса и чокнутого слепца Гомера. “Их было трое, – повторял в горячечном бреду Менелай. – Трое… Трое…”

Несколько дней в доме Гомера царили мир и спокойствие. Но вот слух о приближении менелаева войска достиг его. Парис в испуге метался по дому аэда и, придя, наконец, к выводу, о собственной ратной несостоятельности, отправился за подмогой.

Гомер достал кифару и ударил по струнам. Тут же у него родились строки будущей поэмы:

– Двинулась рать, и как будто огнем вся земля запылала;

Дол застонал, как под яростью бога, метателя грома

Зевса, когда над Тифеем сечет он перунами землю,

Горы в Аримах, в которых, повествуют, ложе Тифея…

– Да заткнись ты! – заорала на него Елена, как раз осознавшая, какую глупость она совершила. – Без тебя тошно! Главное ведь, не понятно ничего!.. – Она принялась лихорадочно собирать вещи, надеясь, что раскаяние принесет ей пощаду… Но тут открылась дверь.

На пороге дома стоял Парис с толпой заспанных мужчин за спиной, среди коих своим ростом и фамильной тупостью на лице отличался брат Париса – горбоносый Гектор.

Елена обреченно уселась рядышком с Гомером и тихонько всхлипнула. Стало ясно, что так просто ее отсюда не выпустят.

– Эта что ли? – спросил Гектор, ткнув в нее пальцем и причмокнув.

– Она… – подтвердил Парис.

Гектор не стал выражать своего мнения по поводу внешности избранницы брата, а только напомнил:

– Да-а… Ты говорил, у тебя вина много…

Осушив несколько амфор, парисовы компаньоны кричали наперебой:

– Да за такую красотку!..

– Да я б и сам!..

– Ну, брат Парис, губа у тебя не дура!

– Прелести полные перси и страстью блестящие очи… – начал было, как на рынке, расхваливать Елену Гомер, но его тут же осадили:

– Заткнись, рапсод слепошарый!

Внезапно шум и гам прервался стуком в дверь. В полной тишине герой Атенор отодвинул засов, и в дом ввалились парламентеры Агамемнона – Одиссей и сам Менелай.

– Где она?! – прорычал кузнец.

– Кто? – закосил под дурачка Парис.

– Ну, эта!.. – пытаясь вспомнить, как зовут жену, продолжал буянить Менелай.

Тем временем хитроумный Одиссей, оглядевшись, заметил ряд пустых амфор на полу и полных на столе, облизал пересохшие губы и предложил:

– Поговорим?