перевели из вполне тихого и благополучного места (Резерв Ставки Главнокомандования – один вылет в пять дней) в самое пекло. Жаль его, конечно, но мне позарез было надо.
Прибыл на аэродром, и стою, жду. Подошла девушка — дежурная по полку — и повела нас в штаб. Приводит в землянку. Летчики лежат на нарах в ожидании боевого вылета, козла забивают, в «очко» режутся, чудные песни поют. На мотив «Серенького козлика»: «Жил был у бабушки серенький козлик, а на на чики брики гоп патса, гоп патса, пур пур ля ля. Сардел мой бид яса фит яса, бибимики, кикимики серенький козлик». На фронте много можно было услышать такого, что в тылу не услышишь.
Прошли мимо них в небольшую комнату командования полка, где сидели начальник штаба — майор Зудин Петр Алексеевич, замполит — майор Хохлов Алексей Алексеевич и командир полка — майор Поварков Вениамин Всеволодович: «Старший лейтенант Иванов прибыл по вашему указанию!» Подал им летную книжку.
И они мне сразу вопрос – за что? Я таиться не стал, и, конечно же, сразу всю им правду-матку и выдал. Колдун, говорю, я. Нет, на самом деле я никакой, конечно, не колдун. Но вы поймите и меня – на дворе тысяча девятьсот сорок пятый год, слова «экстрасенс» никто ещё не слышал. Хотя я, конечно же, так же никакой и не экстрасенс. На самом деле я ближе к святому, хотя, разумеется, и не святой.
Для вас, чтоб вам понятнее было, я материализованный одушевлённый вектор стремления сил земли. Да и это определение, как вы, наверное, уже догадались, верно лишь отчасти.
Ну так вот, отцы-командиры мне, как и следовало ожидать, ничуть не поверили. Ну да это мне знакомо – устроил пару локальных чудес, заживил несколько болячек… Лётчики у меня ходили как картинки – ни вшей, ни ссадин, ни грязи фронтовой вечной. Даже одежда не мялась.
Стрелкам-механикам, понятно, чудес досталось меньше. Просто жили они дальше, а у меня, извините, радиус. Но и они лоснились так, что когда проходили мимо них местные девки, то, бывало, толкали друг друга локтями: Эвона, вот кому война на пользу!
Потери на вылетах прекратились, а всё потому, что я с вечера предупреждал начштаба – Анкутдинова на вылет не ставить, гробанётся! Или – у Попкова самолёт неисправен. Стукните ломом и отдайте в ремонт!
На сложные задания сам летал. Стрелка не брал – мне он без надобности. А задания выполнял – да и как было не выполнить. Ну и, постепенно, привыкли ко мне. Другим, понятно, секрет полка не раскрывали. А на вопрос, почему так исключительно хорошо воюем, просто посылали. Нет, не из грубости – так принято было.
И вот однажды прилёг я после вылета под крыло подремать. Нет, а вы как думали, мне тоже это нужно! Во сне я с ноосферой напрямую общаюсь, всякую нужную информацию получаю. Не ноосферой, опять же, но, раз у вас другого термина нет, то пусть будет этот.
Так вот, лежу, и чувствую – пора. Встал, отряхнулся, и к самолёту. Стоит мой Ил-2, блестящий, уже заправленный и снаряженный. Я, понятно, никому ничего не сказал, а сам – в кабину, да и на вылет. Нет, никто не остановил. Знали меня уже. Лечу, и чувствую – силушка меня переполняет. Большое дело, стало быть, делать буду.
А тут и информация поступившая оформилась. Уничтожить мне предстояло колонну новейших немецких танков в количестве ста девяти штук. Построили их на подземном заводе, а, как набралось приличное число, да и наши подходить стали, решили в ход пустить. Понятно, разбил я их. Да и перешёл в исходную фазу. Нет, я живой. Просто я теперь везде – в скалах этих, в деревьях. В домах, что их тех деревьев построили. В воздухе. В воде.
А танки – что они? Должны они были нашим войскам в тыл ударить, насквозь пройти и к союзничкам нашим выйти. И сдаться. Чем это плохо? Ну, англо-американцы тогда бы в июне сорок пятого на нас бы всё- таки напали. Всего бы на чуть-чуть бы поувереннее себя почувствовали, и, …
Да, опять двадцать второго. Двадцатого атомную бомбу испытали, двадцать первое на принятие решения. Ну а на следующее утро…
Так вот, победить бы они не победили, но землю-матушку бы поуродовали знатно. И людей полили. А люди – важная часть земного организма. Или не организма… Как вам объяснить-то? Хотя – не стану ничего объяснять. Будете у нас в ноосфере – сами всё поймёте.
Маргарита 'Маргарита' Патрушева
Кошмар
Мосфильм представляет: по одноименному рассказу Антона Павловича Чехова: «Кошмар».
Итак, внушительно высморкавшись, начну… В общем, я начиталась Чехова…
Очень хотелось назвать рассказ «Шизофрения», особенно, на греческом, но…
Все мы психопаты и шизофреники в одном лице, в зависимости от ситуации. Кто-то на это крякнет в кулак, кто-то понимающе опустит глаза. Но, что интересно, ведь эта самая ситуация порой, яйца выеденного не стоит. Да, часто мы попадаем в комические или, как нам кажется, опасные ситуации, как, например, у меня, если бы не моя гордыня или отчаявшийся ум, все прошло бы нормально. Однако эти страстишки давят и давят на нас как старинный мельничный жернов. Здесь, как уже давно известно, святым адамантам древности, торчат чьи-то гнусные хвосты и рога.
Наше самолюбие страждет и страждет, пыжется и пыжется изо всех сил как голубь. И, к сожалению, мы даже не подозреваем, а если и знаем, то в жизни своей не используем, что когда мы смешны людям – это ничего – они отсмеются. А когда мы смешны демону – вот это уже беда. Мы для него – мыльный пузырь. И он стремится нас лопнуть. Исхищряется на искуснейшие уловки. Со дня разделения Добра и Зла, закрутилось маховое колесо механизма. Вращается и вращается оно, период за периодом, отмеряя вехи.
Толстый ли, сытый и мордатый кот, грациозная кошка, в кустах ли, под машиной, не суть важно… . Некоторым особам, вроде меня, они видны чуть ли не за версту. Беседы с людьми, странное восприятие, странные, неловкие ответы. Чье-то одеяние.… К чему я об этом? Да к тому, что все это – особенность мозга, души и даже зла в нас.
Наверное, я ничего нового не сказала. Об этом много написано. Тому пример дорогой наш Антон Павлович. Очень хорошо и тонко показывал. А я учусь. Я пишу. Я знаю, кто может изменить все к лучшему в мгновение ока, обратись к нему весь мир. Но он создал нас свободными, и этим мы отличаемся от животных. Один хороший человек сказал мне, чью-то цитату, наверное: «Я, скорее всего, поверю, что человек может превратиться в обезьяну, чем наоборот».
И ходим мы этакие духовные карлики с одним крошечным и одним очень большим ухом и огромным горбом. Крохотное ухо – это слышание Бога, другое для обид. Огромный горб – это.…А догадайтесь сами, я только подскажу: его еще горой с плеч называют, только груз немного другой. И в сердце у нас разделение: одна часть расположена для добра, другая - для зла. Абсурд? Или духовный и физический мир в человеке?
Александр 'Ges' Кострюков
Миниатюры
Шизофрения – это разделение.
Сможем ли мы разделить дождь с облаками?
Странная фраза. А что такое?
Ведь все мы больны... Кошмар!
Ride On
Еще один одинокий вечер в городе одиночества, пустая бутылка на измятой постели и пустая, хмельная голова. За окном мигают неоновые вывески, редко проезжают машины. Стою и смотрю на свое отражение в стекле, тяжелое дыхание оставляет следы на окне, оно запотевает. Я не настолько молод, чтобы убиваться из-за женщины, и не столько стар, чтобы не замечать этого. С грустью смотрю на пустую бутылку, я ее выпил, как свою жизнь. Пусть еще многое впереди, но самое интересное позади. Я уже не молод, но еще не стар. Подвешенное состояние, переход из одного мира в другой, из одной жизни в другую. А пока… Пока еще есть возможность прокатиться.
Ключи от машины лежат на тумбочке, а внутренний голос твердит, что это поездка не будет напрасной. Ну что же, почему бы и нет.
Выхожу из дома, щурясь от ярких огней рекламы, а рядом припаркован Он. «Чарджер», символ моей свободы. На черном «металлике» играют огни, завораживающая картина, хром блестит и слепит. А силуэт
