не воспринимала окружающий мир. Но самое странное, что сквозь эту завесу можно было видеть звездное небо, переливающееся мириадами огней, и огромную полную луну. Но в любом другом месте за пределами леса, небо затянуто тяжелыми тучами подсвеченными ночным светилом, оттого кажущиеся более зловещими. А этой мертвой тишине ясное небо казалось милостью Небес, указывающих дорогу, но Зона извращала карту свода по своему, нельзя было найти хоть одно знакомое созвездие, словно над головой светили чужие звезды, холодные игрушки в руках дьявола. Возможно, этот мертвенный свет принесет только боль. Каждый должен терпеть боль, снова и снова, только это не дает нам почувствовать себя мертвыми, когда боль уходит, кажется, что ты выбираешься из тени и карабкаешься вверх, на небосклон, а потом все выше и выше по звездной дорожке. Вот и сейчас, боль в сведенных мышцах напомнила мне о реальности, пришлось остановиться и дать немного отдыха ногам. Я оперся спиной о покореженный ствол дерева, и прокрутил события последних часов. «Ангел» лежавший в рюкзаке был реальностью, чувствовались его тепло и энергия, и слабая пульсация, словно биение сердца. Я попытался вспомнить все детали боя химеры с боевой машиной, и отчетливо всплывала картинка химеры в свете орудийного огня. Она не отбрасывала тени. Есть такая фраза: «У человека, не оставляющего тени – нет души». Насколько это применимо к порождениям Зоны, я не знал. Но не оставляло меня ощущение, что у этих существ, нет, даже исковерканной, извращенной Зоной, души. Иногда, казалось, видно было пугающую тьму бездны, разверзнувшейся внутри этих созданий. И мне это казалось страшнейшим наказанием – видеть вещи, которые я не хочу видеть, и которые неспособен понять. Временами казалось, будто демоны ада танцуют в моем воспаленном мозгу пытаясь скинуть его в пучину безумия, мысли неслись в бешеном круговороте теней и призраков, проблески разума, словно копья, сотканные из света, пронзали эту беснующуюся темную массу, а тело билось в судорогах пытаясь вытолкнуть из себя все это. Во время приступов внутренние голоса отступали, забывались, отдавая мой разум во власть сумасшествия. Это было словно процессом очищения, от зла постоянно накоплявшегося от нахождения в этом проклятом и забытом Богом месте. Иначе я давно бы сошел с ума и замкнулся в себе, как и любой другой сталкер, покрытый коркой жадности и жестокости, загнавший свою душу в дальний угол и прикрывший ее броневой пластиной. Возможно, это был способ защититься, но он все равно приводил к одному и тому же результату. Постоянной грызне за место под солнцем, доведенной до абсурдных величин. Их воспаленное сознание ни во что не ставила ценность человеческой жизни, души умерших скапливались под колпаком Зоны, создавая ужасные фантомы из прошлого. Общество сталкеров отторгало любое проявление человечности, это только казалось, что они помогают друг другу, делятся едой, патронами, прикрывают спину. А через секунду они могут выстрелить в спину, просто потому, что повезло чуть больше и вас не ранило или оказалось на копейки больше хабара. Это лишь маски, но более гротескные и отталкивающие чем в другой жизни, той, что осталась за Периметром. И сейчас, подняв голову к небу, я увидел лишь непроглядную тьму, поглощающую холодный свет звезд. Молитва потекла словно река, очищая меня от сомнений… А после нахлынуло одиночество, накрыло, словно плотное черное покрывало, сжало железными пальцами душу… И воспоминания прорезают сознание словно молнии… Вот ты лежишь на крыше, нагретой солнцем, припав к прицелу, капли пота стекают по лбу, ладони намокли… Вспышка, выстрел… Бежишь по ночному лесу, а сзади зло лает «Калашников». Пуля выбивает щепки из дерева перед твоим лицом. Вкус крови на губах… Солнце просвечивает сквозь ветви, а ты лежишь на холодной и мокрой от утренней росы траве, а впереди маячит ограждение Периметра. Вот и ты Зона, как меня к тебе тянуло, как я ждал этого…
'Greg Complein'
За деньги, но с улыбкой
Спите спокойно, любимые,
Где - то у дальней реки
Чёрной судьбою гонимые
Насмерть стоят полки.
Раненый пришел к кордону где-то к пяти утра, и первым делом попросил воды. Хотя 'пришёл' - сказано громко, он полз, и когда старший патруля капитан Оцуп нашел хрипящее тело в придорожных кустах, первым делом достал трофейный 'стечкин' и чтото неразборчиво буркнул себе под нос. Он даже не сомневался надо ли добивать хнычущего от боли сталкерюгу, рука направила в сторону стонов пистолет, но в этот миг стоявший справа салабон, молодняк, который ещё учить и учить, проникновенным глубоким грудным голосом сказал:
-Глаза.
Оцуп что-то почуял, что-то важное... Он повел по сторонам чуть живым, светящим желтым светом фонариком, присмотрелся и увидел... В непроглядной тёмной ночи метрах в тридцати на уровне пояса от земли настороженно двигались к ним сразу три пары отражающих свет фонарика глаз.
-Огонь, мля! - заорал капитан роняя пистолет и хватая с ремня АКС.
Молодой, хотя и держал свой автомат наготове, что-то протяжно спросил, но его слова заглушила автоматная очередь. Из мглы на патруль подминая кустики кинулось взвизгивающее нечто с горящими широко расставленными хищными глазами.
-Отпрыгивай! - крикнул Оцуп рядовому, что выл ближайшим к нападавшим...
Раненый раздетый догола лежал в караулке на матраце укрытый покрывалом.Старлей Петренко подошёл к нему и присел на ящик из под гранат:
- На, счастливчик - протянул он бойцу водки - пей.
Солдат лихо опрокинул стакан и занюхал хлебом. Как раз через секунду после того, как он поставил гранёный стакан, в дверях возник проснувшийся фельдшер, как на грех оказавшийся сегодня в карауле.
- Вы чего, балбесы, офанарели? - взвыл врач - Я ему антиботики вколол, вакцину... Стёпа - повернулся он к Петренко - водяру сюда!
- Да что вы? Водка от Зоны первая микстура, так что зря вы...
- Водку дал! - рыкнул фельдшер - пойдём на крылечко на пару слов...
Выйдя на крыльцо Петренко отдал флягу с водкой, и молча наблюдал, как содержимое сверкая и искрясь на солнце выливается на бесхозную клумбу.
- Ты мне чего творишь, клоун? Ты хоть знаешь кто это? Ты личное дело его видел?
- Обычный воин. Едва живой, 6 огнестрелов, кровопотеря, ожоги...
- Старлей, не гони! А если он дезертир, или вообще самозванец с чужим жетоном? По его наводке мы группу на поиски послали... Четыре покойника в месте, которое он указал... Короче так, я не знаю, что делать, приедет особист из округа - решим, а пока мы этому калеке ни слова, ни жеста, понял? И всему караулу это объясни.
Петренко задумчиво кивнул.
- Не могу больше. Задолбала эта Зона. Крышу уже рвёт, понимаешь?
Он поднял глаза, но на месте фельдшера уже никого не было...
Петренко стоял перед окном и нервно курил. На столе караулки бойцы расписывали покера, в углу на своём нехитром ложе тихонько постанывал во сне раненый и измотаный, представившийся целым капитаном. В ногах лежало его тряпьё, перемазанное кровью и грязью, в некоторых местах опалённое и так и кинутое вперемешку с неумело повязанными кровавыми бинтами.В дверь позвонили, солдат выглянул в окошко и не говоря ни слова открыл, отступив в сторону чтобы пропустить капитана Оцупа, и следовавшего с ним майора в форме СБУ.
- Этот? - кивнул майор на спящего.
- Да, - ответил Оцуп - По-моему, молодоватый какой-то для капитана, товарищ майор, вы не считаете?
- Хабар нёс? - спросил себе под нос особист, открывая только что извлечённую из дипломата папку - Хм... Нда, интересно... - мычал он про себя, то заглядывая в папку, то осматривая раненого, который почувствовав к себе внимание стал мучительно просыпаться.
- Нет, при нём найден только штык-нож, армейский жетон, сломанная рация, и обручальное кольцо. И одежда, само собой.
Особист кашлянул, подтянув брюки за колени присел на давешний гранатный ящик.
- Николай Андреевич, могу я задать вам несколько вопросов? - учтиво обратился он к раненому.
- Алексеевич - поправил в ответ раненый капитан - не надо меня проверять... Николай Алексеевич Кузнецов, 1980 года рождения, 12 апреля.
