Юрий Андропов. Последняя надежда режима.

шли, верили ему, а теперь его под суд?

24 мая 1982 гола Андропова избрали секретарем ЦК. Он поду­чил у Брежнева согласие переместить Медунова на менее видную рабо­ту — был такой эвфемизм в партийной канцелярии. 23 июня Горбачев пригласил к себе находившегося в Москве посла на Кубе Виталия Ива­новича Воротникова. Объяснил:

— Есть наметки относительно твоей работы. Насколько ты знаком с машиностроением и оборонным комплексом?

И заговорил о ситуации в Краснодарском крае:

— Медунов — совсем обнаглел.

Через две недели посла Воротникова отозвали с Кубы и велели немедленно вылетать в Москву. 19 июля в три часа дня Воротникова принял Андропов. В разговоре участвовали Горбачев и секретарь ЦК по кадрам Иван Капитонов.

— Речь идет о рекомендации вас первым секретарем Красно­дарского крайкома партии, — сказал Андропов. — Медунова мы отзыва­ем в Москву. В крае сложилась пренеприятная ситуация. Медунов, наконец, понял, что дальше там оставаться ему нельзя. Взяточничество, коррупция среди ряда работ­ников различных сфер, в том числе среди партийного актива. Аресто­ваны и находятся под следствием более двухсот человек.

На следующий день окончательное решение было принято на се­кретариате ЦК. Вел заседание Андропов.

— Медунова отзываем в распоряжение ЦК, — сказал Юрий Вла­димирович. — В крае выявлены многочисленные факты нарушения за­конности. Взяточничество среди руководящих работников, даже среди партийного актива. В Сочи, Геленджике, Краснодаре. Арестовано сто пятьдесят два человека, под следствием девяносто девять. Медунову неоднократно указывали на эти факты, однако он не реагировал, не воспринимал советов и критики, создавал трудности для следствия.,.

Медунов рассказывает об этом так:

— Меня пригласил к себе Горбачев, сказал: «Сейчас пойдем к Андропову. Разговор будет неприятный». Андропов объявил: «Время пришло отозвать вас в распоряжение ЦК и дать другую работу. Мини­стерств свободных нет, пойдете пока заместителем». Ни упреков, ни объяснений. Все у меня внутри заклокотало. «Я пойду к Леониду Ильичу». — «А вот этого делать не надо. Леонида Ильича нам надо беречь». В Краснодаре собрали пленум, я простился... Всех преду­предили, чтобы никаких вопросов.

Медунова назначили заместителем министра, он занимался за­готовкой плодоовощной продукции. Все понимали, что это пересадоч­ная станция. Но каким будет завершение этого пути? Многие были уверены, что Медунова ждет тюрьма. И ошиблись. Онлишился партбиле­та и работы, но не свободы. Он спокойно ушел на пенсию и даже сохранил «Золотую Звезду» Героя Социалистического Труда.

Перечень претензий к Медунову был не меньшим, чем к Щелоко­ву. Но бывший краснодарский секретарь никого в политбюро не ин­тересовал — не та фигура. А к Щелокову все-таки были личные счеты. И когда Андропов умер, о Щелокове не забыли.

Бывший помощник генерального секретаря Виктор Прибытков вспоминает, что окончательно разбираться со Щелоковым пришлось именно Черненко:

«Сложность этой разборки, в частности, заключалась в том, что родной брат Константина Устиновича — Николай Устинович — ходил у Щелокова хоть и не в первых, но в заместителях: в то время он заведовал системой высшего и среднего образования в МВД СССР — всеми учебными заведениями, вплоть до Академии МВД, что на Вой­ковской, а также различными курсами, учебными пунктами и так да­лее...

(В реальности Черненко не был заместителем министра, а воз­главлял управление учебных заведений и научно-исследовательских учреждений. — Л. М.)

И если Брежнев не мог (или нс хотел) наказывать Щелокова лишь по той причине, что когда-то давным-давно они вместе работали в Молдавии, то Черненко (тоже работавший со Щелоковым в Молдавии) дополнительно был отягощен родственной связью с системой МВД. Но отношение Брежнева и Черненко к Щелокову, кажется, было куда слож­нее... Однажды, когда вся страна с упоением вчитывалась в главы эпохальных произведений Брежнева «Малая земля», «Возрождение», «Целина», я задал неосторожный вопрос Константину Устиновичу:

— Не понимаю. Брежнев описывает молдавские годы, а про Ще­локова ни слова. Отчего так случилось?

Черненко, не только читавший указанные произведения Брежне­ва, но и принимавший самое активное участие в их публикации, вни­мательно посмотрел на меня и ушел от прямого ответа:

— Есть кое-какие обстоятельства...»

Незадолго до июньского пленума 1983 года, который вывел Ще­локова и Медунова из ЦК, Черненко показал своему помощнику заклю­чение о Щелокове военной прокуратуры. Прибытков прочитал, что быв­ ший министр «захапал в личное пользование несколько служебных «мерседесов», что не брезговал забирать к себе домой и на дачу, а также раздавать близким родственникам арестованные милицией веще­ственные доказательства и конфискованные произведения искусства и антиквариата...

Члены семьи Щелоковых были замечены в обмене в банках огромных сумм в потертых, захватанных, довольно ветхих рублях... Щелоков и его семья не гнушались деньгами, которые следователи ОБХСС вытряхивали из чулок и закопанных в землю бидонов своих «криминальных подопечных».

Деньги, изъятые в «теневой экономике» у созревших раньше перестройки «цеховиков» и «рыночных воротил», менялись на новые более крупные купюры, обращались в личный доход и без того не бед­ного министра...»

Николай Щелоков, еще оставаясь членом группы генеральных инспекторов Министерства обороны, как и Чурбанов, обращался за по­мощью к Черненко. Он надеялся, что Константин Устинович не бросит его в трудную минуту, ведь они оба были брежневскими людьми. Чер­ненко его принял, но в помощи отказал.

«Щелоков, — вспоминает Прибытков, — появился в дверях чер­ненковского кабинета в привычном мундире. Он был весь увешан на­градами. Медали и ордена тонко потренькивали при каждом его, как мне казалось, несколько неуверенном шаге. Лицо Щелокова, покрытое багровыми пятнами, все равно оставалось общего землисто-серого цвета. Бывший министр, кажется, не замечал ничего и никого вокруг: он шел к двери по будто бы начерченной прямой линии. Руки его дро­жали...»

Щелоков приносил Черненко справку о том, что он оплатил че­рез банк стоимость двух «мерседесов», предназначенных для МВД, но оказавшихся в личной собственности семьи министра.

— Этим он хочет сказать, что не надо рассматривать его во­прос на пленуме. — Черненко говорил с одышкой — его душила не столько астма, сколько гнев. — Как он мог? — несколько раз повто­рял Черненко один и тот же вопрос, горько качая головой...

19 февраля 1983 года покончила с собой Светлана Владимиров­на Щелокова.

Юрий Чурбанов вспоминает:

«Мы с Федорчуком находились на службе, это, как помню, была суббота, когда Федорчуку позвонили и передали информацию, что в Серебряном Бору на даче застрелилась Светлана Владимировна, жена Щелокова.

Федорчук выяснил, как развивались события: Светлана Влади­мировна находилась в спальне, кто дал ей пистолет — сказать не бе­русь;, накануне вечером у них с Щелоковым состоялось бурное объяс­нение, когда Щелоков кричал ей, что она своим поведением и стяжа­тельством сыграла не последнюю роль в освобождении его от должно­сти.

Трудно сказать, имел ли этот скандал продолжение утром, когда раздался выстрел. Щелоков находился внизу, рядом с ним был еще один человек (то ли садовник, то ли дворник), и вот, когда они вбежали в спальню и увидели на полу труп, то Щелоков сам кинулся к этому пистолету И тоже хотел покончить с собой. Но человек, кото­рый был рядом, вышиб этот пистолет и спрятал его...»

Светлана Владимировна действительно застрелилась на даче после того, как они с мужем крупно поссорились. Говорят, что отно­шения у Щелокова с женой были очень плохими. Один из крупных в прошлом работников ЦК КПСС рассказывал мне, что Николай Анисимович был неравнодушен к слабому полу. Он встречался со своими подругами на конспиративных квартирах МВД, которые использовались ч личных целях. В его распоряжении было семь таких квартир. За порядком и чистотой на этих квартирах следили специально выделенные люди. Они же заботились о том, чтобы там постоянно была выпивка и