жизнь старательно скрывал.
Стук в дверь кабинета выдернул его из тревожных дум. Кристиан поставил портрет Элеанор назад на каминную полку как раз в тот момент, когда вошёл Форбс.
— Милорд, лорд Чолмели здесь, он желает увидеть вас.
Чёрт побери! Кристиан посмотрел на часы. Было всего девять часов, и он едва успел выпить первую чашку кофе. Он был сейчас не в том настроении, чтобы встречаться с дядей Грейс.
— Скажи ему, что меня нет.
— Он очень настойчив, милорд. И даже, эээ, начал совершенно недвусмысленно угрожать.
Кристиан поднял бровь:
— Угрожать?
— Да, милорд, угрозы из тех, что послужат лишь дальнейшему раздуванию скандала.
Кристиан нахмурился. Он боялся этого. Время, отпущенное ему для разрешения проблемы, чтобы исправить непростую ситуацию в своём браке без того, чтобы все без исключения знали об этом, видимо, миновало, и сейчас пришёл тот час, наступления которого он боялся больше всего. Он уже не мог скрывать отсутствие Грейс, прячась за отговорками о головной боли и расстроенном желудке. С Чолмели, не умеющим держать язык за зубами, скоро весь Лондон будет знать, что жена оставила его прежде, чем успели высохнуть чернила на их брачном свидетельстве.
Кристиан сделал глубокий вдох.
— Тогда, полагаю, тебе придётся проводить его сюда.
Когда Форбс пошёл за маркизом, Кристиан налил себе ещё одну чашку кофе и плеснул в неё бренди, понимая, что, так или иначе, но оно ему потребуется.
Тедрик, лорд Чолмели, пронёсся через дверь со всем изяществом и утончённостью свирепого урагана. Он не стал ждать приветствия и выпалил безо всякого вступления:
— Какого чёрта вы сделали с моей племянницей, Найтон?
Кристиан воззрился на маркиза, пытаясь сохранять спокойствие:
— Садитесь, Чолмели.
Но Чолмели предпочёл не заметить приглашение.
— Все знают, какие вы, Уэстоверы, скрытные. Что вы сделали? Убили её? Закопали в саду, где она подкармливает ваши анютины глазки прямо в эту самую минуту, пока мы говорим?
Кристиан посмотрел в сторону двери, где, открыв рот, замер Форбс.
— Вы можете оставить нас, Форбс. И пожалуйста, закройте за собой дверь, — не хватало ещё, чтобы кто-нибудь из слуг услышал болтовню Чолмели и половина Лондона стала бы считать его, Найтона, женоубийцей.
После того, как дворецкий ушёл, Кристиан ещё немного подождал, медленно сосчитав до десяти. Потом сделал пару глотков кофе и, вновь посмотрев на Чолмели, спокойно и отчётливо произнёс:
— Сядьте, Чолмели… Сейчас же.
Высокородный маркиз Чолмели закрыл рот и опустился в кресло перед столом Кристиана, вцепившись пальцами в подлокотники. Выражение его лица оставалось всё таким же обеспокоенным.
Кристиан посмотрел на него.
— Для начала вы можете прекратить спектакль. Вам отлично известно, что я не убивал Грейс.
— Тогда где она? Я знаю, что здесь её нет. Я расспросил ваших слуг. С некоторых пор ни один из них не видел её.
— Нет, с того момента, как она, очевидно, отправилась к вам с визитом. Вы, должно быть, были последним, кто видел её, — он взглянул на маркиза. — Возможно, об её местонахождении я должен спросить вас.
Тедрик с отвращением покачал головой.
— Плох тот мужчина, Найтон, который не может уследить за своей собственной женой.
Кристиану нечем было ответить на этот выпад, что, впрочем, не означало, будто ему нравится слышать это, особенно от кого-то, подобного маркизу.
— Как бы там ни было, позвольте вас заверить, что я прикладываю все усилия, чтобы найти её.
Тедрик подался вперёд, сдвинувшись к самому краю кресла:
— Все усилия? Если вы так сильно хотите найти её, Найтон, то какого дьявола вы всё ещё здесь, — он указал на стол, — вместо того, чтобы быть там… — он взмахнул рукой в сторону окна, — лично занявшись её поисками?
— Да, Кристиан, — раздался такой знакомый и нежеланный голос от двери, — скажи нам, почему ты здесь, вместо того, чтобы разыскивать свою своенравную жену?
Глава 24
Кристиан взглянул на дверь с неподдельным отвращением, поскольку знал, кто находится за ней. Он вознёс молитву небесам, желая ошибиться в своём предположении. Святые, должно быть, наказывают его, требуя, чтобы он в один и тот же день столкнулся лицом к лицу одновременно и с Чолмели, и со своим дедом.
Держа в руке трость, герцог Уэстовер стоял и прислушивался к словесной перепалке между Кристианом и Чолмели. Его губы были крепко сжаты, а глаза вспыхивали, как обычно, неодобрительным светом. Кристиан почти слышал мысли старика, как если бы они эхом разносились по всей комнате:
Что же это такое, сынок? Я нахожу тебе вполне подходящую жену, а ты теряешь её? Каким герцогом ты рассчитываешь стать, если даже не можешь сделать счастливой простую женщину?
Но, даже думая так, Кристиан понимал, что больше не может перекладывать ответственность за свои поступки на деда, также как не может винить Грейс за то, что она ушла после того, как он с ней обращался. Только он один во всём виноват.
Прежде чем ответить, Кристиан подождал, пока герцог не войдёт в кабинет и не займёт кресло рядом с Чолмели. Гости, здороваясь, коротко кивнули друг другу, а затем повернулись и одинаковыми неодобрительными взглядами уставились на Кристиана.
Кристиан сделал глубокий вдох.
— Да, это правда. Грейс ушла. И да, хотите — верьте, хотите — нет, я пытался её найти. Я нанял четырёх сыщиков, но до сих пор они не обнаружили никаких следов.
— Она не могла уйти далеко, — брызнул слюной Чолмели. — Она, в конце концов, всего лишь женщина.
Всего лишь женщина. Почему-то Кристиан больше не считал, что это определение подходит Грейс.
— Не так давно, милорд, я понял, что нельзя недооценивать слабый пол. — Прежде чем продолжить, Кристиан тайком обменялся взглядом со своим дедом. — Однако, учитывая тот факт, что Грейс ограничена в средствах, если они вообще есть у неё, трудно поверить, что она могла уехать далеко от Лондона. Если она вообще покинула город — вот одна из причин, почему я сам до сих пор нахожусь здесь. Я надеюсь, что она всё ещё где-то рядом. И если я прав, то, в конечном счёте, найду её. Должно быть, в её распоряжении была какая-то сумма денег, раз она прячется уже несколько недель. Чолмели, вам было известно о наличии у неё каких-либо средств?
Маркиз покачал головой.
— Нет. У неё их не могло быть. Я бы знал.
«И сам бы потратил их», — подумал Кристиан.
— Если только…
— Что?
— Если только моя мать не дала ей немного денег перед своей смертью. Вполне в духе старухи было сделать что-нибудь подобное. Она ратовала за независимость женщин, что бы ни значило это запутанное понятие.