Погоней — но осталась с ним,
И наконец увидел он,
Что страх любовью побежден!
17
«Увы, — он думал, — этих лет
Неизгладим жестокий след,
Куда девался робкий взгляд?
Походы и мужской наряд
Убили женский стыд и страх —
Нет краски на ее щеках,
Как в радости дика она,
Как в горе по-мужски страшна, Отдав — и я тому виной —На небе рай, а здесь покой!
Зачем, — так он себе сказал, —Со стебля розу я сорвал?
Зачем убил все то, что в ней
Любовью пробудил своей?
Ей мирный монастырь теперь —
Тюрьма, где мрачной кельи дверь
На ключ закрыта, и кипит
Душа от гнева и обид!
Устав монастыря терпеть?
И покаяния? И плеть?
А может быть, судьбу кляня,
Она… И все из-за меня!»
Он дважды, порываясь к ней,
Вставал, чтоб крикнуть: «На коней!»
И дважды страсть и гордость в нем
Боролись, как вода с огнем,
И, отступая в той борьбе,
Он дважды говорил себе:
«Да, я велел им, чтоб она
Была свободы лишена…
Но даже локон золотой
Они, боясь за остров свой,
Не тронут грубою рукой!»
18
Пока в душе его больной
Любовь и гордость меж собой
Вели непримиримый бой
(Я помню ураган такой
Над Веннахарскою волной),
Хозяин, с кубками в руках,
Услышав, что изрек монах,
Сказал: «Почтенный пилигрим,
По землям странствуя чужим,
Вы всё видали там,
И что кого в грядущем ждет,
Вы узнаете наперед
По звездам и по снам.
Но рыцарь, если только он
Отважным сердцем наделен,
