это только их горе, как говорится. Клин сошелся на Янамари. Так-то!
Кости, брошенные давным-давно, громко застучали по деревянной столешнице, подпрыгивая и переворачиваясь, а потом замерли. «Шестерками» вверх. На радость победителю, в чей успех никто уже, прямо скажем, не верил. Игра получилась великолепная. И уже не важно, что аннис Сар чуть-чуть смухлевала, самую капельку, послав весточку Хереварду. Не магическую, конечно, чтобы не объявился раньше назначенного срока, зато такую, которая точно найдет адресата.
Итэль сделала широкий приглашающий жест для своего спутника. Дескать, добро пожаловать, мой друг, милости прошу. Обычно у Форхерда, хоть стоя на коленях умоляй, не допросишься внимания. А вот когда дело касатся Хереварда Оро или тайных знаний аннис, впереди побежит.
Пауки редко встречают жертву на краю паутины и еще реже вежливо сопровождают к месту, так сказать, употребления, но ради такой сладкой добычи, как красавчик Сид, стоит сделать исключение.
И что совсем уж приятно – Форхерд даже пискнуть не успел, когда попался в тщательно сплетенную сеть.
Сюрприз, наш милый, милый доктор! Это же мы, твои глупые курочки. Узнал?
Как плетутся тенета для лова душ? Почти так же, как и для рыбного промысла – нужны лишь ловкие руки и удобный челнок. И, конечно же, требуется прочная нить. Скажем, паук или шелкопряд делает ее из себя. Природа уже все придумала, надо лишь воспользоваться ее наукой. Наблюдательные чародейки-аннис поступили так же. Им ли, творившим волшебные сущности, не знать законы живого? Одна сложность – тянуть «нить» нужно из собственной души, а это больно, так больно, что не каждый сможет вытерпеть. Другое дело, когда душа полна ненависти, и ее так много, что тело изнутри распирает, мешая вздохнуть полной грудью. Лучшего материала для крепкой сети и не придумаешь. Если тщательно вплетать слова ненависти в нужное заклинание и вовремя добавить волокна мучительной памяти, то нить получится крепче тросов корабельных. И не сыскать в целом мире прях старательнее, чем униженные женщины.
Зря Форхерд Сид относился к своим подопечным, как к болящим и не шибко умным детишкам, очень зря. Жажда мести – самое жаркое топливо для души, тлеет почти без перерыва, согревает и питает, придавая все новые и новые силы. Форхерд Сид сам был одержим Местью, но его одержимость и в подметки не годилась чувствам аннис.
Поначалу Итэль среди ночи просыпалась от ужаса, обливаясь холодным потом, с единственной мыслью: «Вдруг Форхерд догадается?» Их же одиннадцать! Десять и одна. Идеальное число участников для любого ритуала. Пес его раздери, этого самонадеянного глупца! Ведь одиннадцать эсмондов – десять и один – создали Предвечного.
Но ведь не догадался! Это уму непостижимо! Не удосужился снизойти до замыслов каких-то баб, мысли не допустил, что аннис решатся предпринять что-то без его ведома! Идиот!
«А теперь уж поздно, милый друг, – думала Итэль, склонившись к лицу неподвижного пленника. – Лежа на оскверненном алтаре с открытыми венами, из которых медленно вытекает не только кровь, но и жизнь, поздно сожалеть об упущенных возможностях. Да и стоит ли? Что-то никто из нас не припоминает случая, когда бы ты сам посочувствовал своей жертве, Форхерд Сид. А ведь ты тоже не сидел сложа руки все эти двадцать лет. Ты экспериментировал с заклинаниями, придуманными не тобой. Ты так радушно привечал всех янамарских шлюх, желающих избавиться от нежеланного приплода, просто так, в благотворительных целях? Нет ведь? Ты собирал души нерожденных. Точнее, пытался это сделать».
Немая аннис тщательно прислушалась к неровному дыханию и затихающему ритму сердца. Скоро, уже совсем скоро оно остановится навсегда.
Звонко щелкнула пальцами, мол, «пора!», и волшебницы, повинуясь знаку, взялись за руки, замкнув круг. Ритуал начался.
Илуфэр, Херевард и Рамман
Те люди, которые учили Илуфэр выживать среди энгра-хайн, считали, что решение надо принимать быстро. А потому дрессировали разум подопечной с самых юных лет, когда тренировка больше похожа на веселую игру, а ум пластичен и с легкостью впитывает новшества. Пусть долгоживущие энгра- хайн тратят лучшие и самые продуктивные годы жизни своих детей на тупое зазубривание, коль им так угодны замшелые методы воспитания.
Неведомо, на какую реакцию рассчитывал Херевард этим дурацким «письмом невесты», но Илуфэр, определенно, извлекла ощутимую пользу. Пока она писала к Рамману, успела взвесить все «за» и «против».
Ведь все просто и понятно. Синтаф и Файрист ждет изматывающая война, а значит, кровь энгра-хайн будет литься рекой. Свою долю смертельного хаоса внесет и мятежная провинция Янамари. И все это только на руку Детям Надежды.
А вот шанса оказаться в непосредственной близости от Хереварда Оро может больше не приключиться никогда.
Сложив листочек бумаги аккуратным треугольничком, северянка уже точно знала, чем займется в ближайшие часы.
Это как слушать шорох волн за окном осенним утром. Их шелест навевает сны-мысли, такие же неуловимые и прохладные, как туман на рассвете. Покой, свет, чистота – все это в серых глазах, что внимательно, почти завороженно следят за каждым движением шевелящихся губ. И очарование невинности сделает свое дело.
Пусть ему несколько сотен лет, пусть он мнит себя полубогом, пусть давно уже превратился в каменный монумент собственному могуществу. Она всего лишь сядет хрупкой слюдяной игрушкой-стрекозой на эту глыбу, коснется легко-легко, но за самое сердце. Ну, или что там у диллайн имеется вместо общеизвестного вместилища нежных чувств?
И какому же мужчине не польстит немое обожание девственницы? Глупое и смешное тщеславие самцов – самое уязвимое место. Пусть думает, что нежная бабочка прилетела на огонь величия. Ни для кого ведь не секрет, что девы падки не столько на мужскую красоту, сколько на власть и славу.
– А как же Рамман Никэйн? – чуть насмешливо спросил Херевард, очерчивая пальцем совершенную округлость ее девичьей груди.
– Какой еще Рамман?
И надо было видеть эту самодовольную ухмылку на губах эсмонда. Что ж! Радуйся, пока есть такая возможность. Торжествуй, сколько влезет. Самое время и место.
Она не удосужилась даже прикрыть наготу, пока Херевард занимался делами, продолжая валяться на кровати в чем мать родила. На случай, если диллайн заглянет в спаленку, то и увидит там самую прекрасную и соблазнительную девушку на свете. И самую наивную, разумеется. Так оно и случилось. И не один раз.
Но едва только в соседней комнате раздалось: «Присаживайтесь, граф. Окажите мне такую честь», Илуфер тут же спрыгнула с ложа и, закутавшись в простыню, пристроилась возле двери. Она должна была слышать каждое слово, а еще лучше – видеть обоих мужчин. Чтобы вовремя сообразить, как лучше поступить: спрятаться в один из сундуков или позволить Хереварду еще сильнее уязвить пленника. Смотря, что будет выгоднее и важнее.
Девушка заглянула в щелочку между дверными створками и обомлела.
Напротив диллайнского колдуна сидел на походном раскладном стульчике совсем другой Рамман Никэйн. Не тот безупречный аристократ, чьи жесты и слова огранены, как бриллианты ювелиром, и не столько воспитанием, сколько жизненной необходимостью. Тот прежний молчал, когда надо молчать. Новый – если скажет, то попадет прямиком в цель. Ее бывший жених умел ждать и терпеть, а этот Рамман – придет и возьмет сам все, что душа пожелает, стоит только захотеть. Раньше он знал только границы доступного, теперь – шагнул за грань и осознал свою силу.
Илуфэр затаила дыхание. Неужели Херевард этого не видит? Не может быть!
Все он видел, все понял, обо всем сказал эсмонду этот взгляд, взгляд человека, только что услышавшего голос
– Пожалуй, мне стоит сказать вам «спасибо», – слабо улыбнулся разбитыми в кровь губами Рамман. – Если бы не ваше подстрекательство к мятежу, а затем вторжение, то мы не ощутили бы такую жажду… освобождения.
