как высшем оправдании богоугодности, и земном богатстве как прямом свидетельстве этой богоугодности, постепенно перешли к упрощённой и абсолютно ясной системе знако-кодов – овеществлённым ценностям общества потребления. Всё самое модное, самое современное: вещи, услуги и сам стиль жизни – вот что стало ведущим знако-кодом Атлантистов, – вербуя великое множество душ в их стремительно растущие Реализации.
Неудивительно, что ныне в головах русских людей причудливо смешались обрывки самых разнообразных систем знако-кодов: вновь воспрянувшего языческого, православных ново– и старообрядческого, большевистского, культа белого царя, последнего в династии Романовых. И всё это легло на принесенный волнами перестройки культ потребления. Один и тот же человек может верить, что только возвращение нации к древним праславянским корням возвысит Россию, и одновременно тихо ностальгировать по сталинским временам великих побед, не забывая о том, что предки его были из дворян, а главное теперь в жизни – динамичность и успех, в самом, что ни на есть, денежном эквиваленте.
Реализованные, фигурально выражаясь, сходят с ума от фортелей загадочной русской души, её широты и непредсказуемости. Какую Реализацию выбрала душа? У кого из Реализованных берёт она энергию, чтобы реализовать себя в этой жизни, осуществляя тем самым очередной проект Домов? И всё больше кажется Реализованным, что энергии их, питающие русский этнос, пропадут зазря, и в острой конкуренции Домов победителей не будет.
Что же до Кремлёвцев, им, привыкшим маневрировать между могучими силами, оказывая услуги и тем и этим, воцарившаяся неразбериха открыла возможности для самостоятельной игры. Пускай на минуту, показалось им, что, заручившись поддержкой потусторонней сущности, которой никакие Реализованные не указ, смогут они стать никак не менее могучими, чем Дома.
Есть нечто, что сами Реализованные называют Потустороньем. Куда им самим дороги нет и что, не нуждаясь в притоке человеческих душ, тем не менее, этими душами существует и частично управляет тонкими телами: ментальными и астральными.
Мир Снов, он же Снотворенье проникает неведомыми связями от менталов, двойников подсознания в ментальные тела людей. Что бы в мире, организуемом Хозяином Снов, ни происходило, оно неизбежно в момент сна отражается в психике человека.
Психика суть материя тёмная и таинственная, и чего-то большего о ней не скажешь. Другое дело – человеческая воля. Она всегда устремлена к цели, именно она полагает себя человеческим Я. И, хотя в основе воли находится сама душа, осуществляет усилие астральное тело. Вторая великая Сущность Потусторонья, Владыка Отражений, держит крепко в своей руке астралов, существ своего мира Зазеркалья. Астралы эти – точные копии человеческих астральных тел, а по внешнему виду – тел физических. И через это точное повторение неведомым образом влияет Владыка Отражений на волю людей. Иногда можно увидеть своего астрального двойника, в зеркале. И как знать, глядя на себя в отражении, не смотришь ли ты в глаза астрала?
Земная жизнь, со всеми её глупостями вроде политики, возвышения и падения империй, Силы Потусторонья волнует мало. В одном они кровно заинтересованы – чтобы людей становилось всё больше и чтобы, по возможности, они не умирали. Оттого люто ненавидят они Реализованных, постоянно отбирающих души со всеми их тонкими телами в свои Реализации. Вот в этом интересы сил Потусторонья и совпали с желаниями Кремлёвцев: Аскета и Вадика, хотевшими, чтобы Земля, со всеми населяющими Землю людьми, превратилась в две их Реализации. И чтобы люди больше не умирали.
Так случилось, что когда Вадик, пользуясь своей «технологией природы», закупоривал физическое тело Игорька в пространственно-временной свёртке, когда Аскет, пользуясь своей древнеегипетской магией, отделял от Игорька Ба, то есть ментальную оболочку, вместе с ней отделилось и то, что в древнем Египте называли Ка – оболочка астральная.
Игорёк шёл по огромному пустому и тёмному городу. На небе рассыпались бледные звёзды. Есть дома, которые при любом освещении, и в свете дня, и электрическом неистовстве городской ночи и, выступая тенями в призрачном лунном свете, сохраняют обаяние родных мест, дух уюта и мерной поступи хорошо организованной жизни. А есть такие, на которые без душевного скрежета можно смотреть лишь в солнечные дни, а ночью, под покровом сумерек дома эти превращаются во вражеские крепости, в инопланетные сооружения, в обелиски на могилах неведомых гигантов.
Город, в котором оказался Игорек, был наполнен уютными, добрыми к человеку домами. Небольшие улочки, невысокие здания, переулки, в турецком стиле балконы, мансарды, ажурные украшения над дверями. Неяркие фонари. И покой. То, что на улицах не было людей, только добавляло умиротворения. Казалось, гулять по этим улочкам, по этим брусчатым мостовым, можно вечно, не чувствуя усталости, не думая ни о чём, беспечно и беспечально.
Если ты пришёл в этот город отягощённый горестями и скорбью, они забудутся. Шаг за шагом, будут растворяться они в тихих сумерках, в шелесте листвы, в приглушённом мерцании звёзд, в таинственном молчании зданий.
Неизвестно, сколько блуждал Игорёк по тихому городу. Только вдруг вдалеке возник тонкий стук женских каблучков. И заиграл по переулкам и дворам, отражаясь от стен, от мостовой и даже от неба.
Игорёк остановился. Каблучки цокали где-то впереди, может быть далеко, может уже совсем рядом. Что-то тёплое, давнее припомнилось Игорьку. То ли что-то из детства, а может быть, первая влюблённость, или первое удивление от настоящей музыки.
Он приготовился ждать. Но ждать не пришлось. Она шла навстречу, поднималась по ступенькам лестницы, что вела в небольшой сквер с черемухой и сиренью.
Сперва Игорёк увидел бледное сияние волос, потом лёгкий женский силуэт в летнем сарафане... лицо её было Игорьку знакомо, но где и когда он видел это ничем не примечательное, но чем-то притягательное лицо?
Она остановилась в паре шагов и молча глядела, чего-то ждала. Игорёк с безотчётной радостью любовался её стройной фигурой, ловил её теплый, влюблённый взгляд. Но кто она, отчего кажется такой знакомой?
– Игорь, – тихо произнесла она. – Неужели это, правда, ты?
Что тут ответишь?
– Ты не представляешь, как я рада, что ты пришёл ко мне. Я так долго тебя ждала.
– Голос... Где-то, когда-то я его слышал. Кто ты?
– Я Аня. Ты, конечно, давно забыл меня. Только это ничего не меняет. Ведь я всё равно люблю тебя, Игорь.
Она шагнула к нему, взяла за руку.
– Ну что ты? Что? – ласково произнесла она. – Растерялся?
– Я не знаю.
Он абсолютно ничего не понимал. Что за Аня? Где они находятся?
– Аня. Что это за город?
– Это город вечного покоя. Ты не бойся.
– Я и не боюсь. Напротив, здесь в самом деле спокойно. Только необычно. Но в последнее время я начал привыкать к необычному.
– Это хорошо, это очень хорошо. Хочешь, я покажу тебе наш дом?
– Наш? Что значит – наш?
– Ну, наш. Это так сразу не расскажешь. Ты сам увидишь. Только шагнёшь на порог и поймёшь – это твой дом.
Она повела его вниз по лестнице. Они прошли сквером, перешли по китайскому мостику через тихий ручей, вступили под перекинутую через улочку краснокирпичную арку и оказались возле двухэтажного домика. Над дверью чёрного хода выдавалась далеко вперёд мансарда.
– Вот он, наш дом.
Игорёк поднял голову, увидел слабо светящееся зарешёченное окошко над некрашеной деревянной дверью, нависающий выступ мансарды с цветочным узором на нём. И понял, что да, это, в самом деле, его дом.
Они обогнули его и оказались перед палисадником, огороженным невысоким деревянным заборчиком, разделённым кирпичными башенками. Весь палисадник был увит диким виноградом. Прошли через резную
