Леон Юрис
Суд королевской скамьи
1
Ноябрь, 1945
Монца, Италия
Помощник дежурного капрала вышел из караулки и, прищурившись, вгляделся в простирающееся перед ним поле. Он увидел смутные очертания направлявшейся к нему сквозь высокую, по колено, траву фигуры. Дежурный поднял к глазам бинокль. Человек, прихрамывая, тащил на плече потрепанный мешок. Взмахнув рукой, он по-польски выкрикнул приветствие.
Привычная картина этих дней. По всей вздыбленной прошедшей войной Европе скитались беженцы — потоками они шли с востока на запад, с запада на восток, и наспех организованные лагеря беженцев буквально трещали от их наплыва. Сотни тысяч освобожденных из неволи польских рабов скитались по странам Европы, отчаянно ища встреч со своими земляками. Многие стремились сюда, в Монцу, где расположилось пятнадцатое крыло «Общества борцов за Свободную Польшу» Королевских военно- воздушных сил.
— Czo tem! Czo tem! (Привет! Привет!)— кричал человек, пересекая поле и выбираясь на пыльную дорогу. Он хромал, и ему пришлось замедлить шаг.
Помощник дежурного встретил его на полпути. Человек был высок и худ, с тонким, аристократическим лицом под шапкой густых светлых волос.
— Поляк? Из «Свободной Польши»?
— Да, — ответил охранник.— Дайте-ка я понесу ваш мешок.
Человек ухватился за стражника, чтобы не упасть от изнеможения.
— Спокойнее, отец, спокойнее. Идем, посидишь у меня. А я вызову санитарную машину.
Дежурный взял его под руку. Человек внезапно остановился и поднял глаза, наполнившиеся слезами, на польский флаг, который развевался на флагштоке у ворот. Сев на деревянную скамью, он спрятал лицо в ладонях.
Бросив мешок в угол, дежурный стал крутить ручку полевого телефона.
— Пост номер четыре. Пришлите санитарную. Да, беженец.
Когда прибывшая машина забрала человека в лагерь, дежурный покачал головой. Десятый за день. Порой приходило и до сотни. Что можно было сделать для них, кроме того, чтобы дать горячую пищу их ссохшимся от недоедания желудкам, помыть их, вкатить им уколы против свирепствовавших болезней, снабдить рваной, но чистой одеждой, а затем отправить в центр сбора беженцев набитый людьми в ожидании суровой зимы. Когда выпадет снег, Европа может стать большим моргом.
На доске объявлений в офицерском клубе ежедневно вывешивался список появившихся беженцев. Члены корпуса неизменно ждали чуда— встречи с родственниками или хотя бы со старыми друзьями. Порой случались бурные встречи старых школьных товарищей. Любимых не удавалось встретить практически никогда.
Майор Зенон Мысленский вошел в клуб, не сменив летную куртку и меховые сапоги. Его встретил дружный хор приветствий, потому что Мысленский, на боевом счету которого было двадцать два сбитых немецких самолета, считался одним из немногих подлинных асов в польской авиационной части, живой легендой — даже в это легендарное время. По привычке он остановился у доски объявлений и пробежал глазами приказы и список мероприятий. Надо принять участие в шахматном турнире. Он уже был готов отойти от доски, как вдруг внимание его привлек печальный перечень новоприбывших беженцев. Сегодня появилось только четверо: поток начинает слабеть.
— Эй, Зенон, — позвал его кто-то от стойки.— Ты сегодня запоздал.
Но майор Мысленский, оцепенев, стоял на месте, не сводя глаз с одной фамилии в списке: среди прибывших 5 ноября он увидел имя Адама Кельно.
Коротко постучав, Зенон распахнул двери. Адам Кельно лежал, забывшись сном, на койке. С первого взгляда Зенон не узнал своего двоюродного брата. Господи, как он постарел. Когда начиналась война, у него не было ни одного седого волоска на голове. Он так истощен— выпирают все кости. Сквозь сон Адам Кельно почувствовал присутствие другого человека. Приходя в себя, он приподнялся на локте и моргнул.
— Зенон?
— Брат...
Полковник Гайнов, командир пятнадцатого авиационного крыла, налил стопку водки и еще раз пробежал протокол предварительного допроса доктора Адама Кельно, который подал заявление с просьбой зачислить его в ряды бойцов «Свободной Польши».
АДАМ КЕЛЬНО, д-р мед.— родился в 1905 году в деревушке неподалеку от Пшетебы Образование — медицинский факультет Варшавского университета. Практикует как хирург с 1934 года.
Здесь же было свидетельство его двоюродного брата, майора Зенона Мысленского, что Кельно еще студентом принимал участие в польском национальном движении. С началом второй мировой войны, когда Польша была оккупирована немцами, Кельно и его жена Стелла сразу примкнули к национальному подпольному сопротивлению.
Через несколько месяцев на их след напало гестапо. Стелла Кельно была расстреляна карательной командой.
Каким-то чудом Адаму Кельно удалось избежать смерти, и он был направлен в Ядвигский концентрационный лагерь, расположенный на полпути между Краковом и Тарнувом на юге Польши. Там был огромный промышленный комплекс с сотнями тысяч рабов, снабжавший немецкую военную машину.
В сообщении указывалось, что Кельно скоро занял в лагере ведущее положение среди медиков и делал все для обеспечения хотя бы примитивной медицинской помощи. Сам же Кельно проявил себя как одаренный и самоотверженный врач.
На завершающей стадии войны, когда Ядвига была приговорена к уничтожению, Кельно взял на себя ответственность за спасение тысяч заключенных от газовых камер, подделывая свидетельства о смерти, в чем ему помогало подполье и его искусство медика
Он обрел такую известность, что в конце войны главный врач, полковник СС доктор Адольф Восс, взял Кельно, против его желания, в свою привилегированную частную клинику в Восточной Пруссии.
По завершении войны Кельно вернулся в Варшаву, где его ожидало величайшее потрясение. Польские коммунисты предали страну, отдав ее Советскому Союзу Во время пребывания в Ядвиге ему, как
