Остальные доказательства будут представлены соответствующему польскому суду.
Правительство Соединенного Королевства не имеет оснований медлить с экстрадицией военного преступника, что вытекает из существующего договора.
Необходимо отметить, что общественное мнение в Польше крайне возмущено необоснованным промедлением.
Тем не менее, чтобы раз и навсегда положить конец вопросу, должен ли доктор Кельно быть- депортирован в Польшу, мы готовы, в соответствии с британским судопроизводством, представить жертву обдуманной жестокости доктора Кельно— мужчину, который в качестве объекта медицинского эксперимента был самым бесчеловечным образом кастрирован доктором Кельно.
Примите уверения в моей совершенной преданности Вам, сэр.
Зигмонт. Зубовский, посол».
6
Напротив старого величественного Ковент-гардена стояло мрачное серое каменное здание— суд магистрата на Боу-стрит, больше известный как полицейский суд четырнадцатого участка Лондона. Ряд лимузинов с водителями перед судом свидетельствовал о важности дела, которое должно было слушаться аа массивными дверями старого судебного зала.
Здесь находился Роберт Хайсмит, скрывающий волнение за раскованностью поведения. А также, конечно, Ричард Смидди, все время покусывающий нижнюю губу. Был судья магистрата мистер Гриффин. Присутствовал неутомимый охотник Натан Гольдмарк. Тут же был Джон Клейтон-Хилл, представлявший Министерство внутренних дел, служащие Скотланд-Ярда и стенографист.
Пришел и Томас Баннистер, К.А.(Королевский Адвокат), «осторожный Том», как его называли.
— Можем начинать, джентльмены, — сказал судья. Все остальные кивнули в знак согласия. Введите доктора Флетчера.
Доктор Флетчер, незаметный человечек, вошел в зал, и ему было предложено занять место напротив судьи в конце стола. Он сообщил стенографисту свое имя и адрес. Судья Гриффин приступил к делу.
— Это слушание носит несколько неформальный характер, так что мы имеем возможность не связывать себя многими правилами, поскольку не предполагается прений сторон. Для сведения— вам могут задавать вопросы мистер Гольдмарк и мистер Клейтон-Хилл. Итак, доктор Флетчер, вы практикующий дипломированный врач?
— Да, сэр.
— Где вы практикуете?
— Я старший врач в тюрьме Его Величества в Уормвуд-Скрабс и старший медицинский советник Министерства внутренних дел.
— Обследовали ли вы человека по имени Эли Янос?
— Обследовал. Вчера днем.
Судья повернулся к репортерам.
— Эли Янос, для вашего сведения, — венгр еврейского происхождения, ныне проживающий в Дании. Побуждаемый правительством Польши, мистер Янос добровольно явился в Англию. А теперь, доктор Флетчер, не будете ли вы столь любезны сообщить нам результаты вашего обследования, особенно в том, что касается детородных органов мистера Яноса.
— Бедняга— евнух, — сказал доктор Флетчер.
— Я бы предложил это вычеркнуть, — встрепенулся Роберт Хайсмит.— Не считаю возможным употребление такой эмоциональной оценки, как «бедняга».
— Но ведь никак иначе его нельзя назвать, не так ли, Хайсмит? — сказал Баннистер.
— Я предложил бы досточтимому суду сообщить моему досточтимому коллеге, что...
— В этом нет необходимости, джентльмены, — сказал судья, продемонстрировав властность, присущую британской юстиции.— Мистер Баннистер, мистер Хайсмит, собираетесь ли вы прекратить спор?
— Да, сэр.
— Прошу прощения, сэр.
— Прошу вас, продолжайте, доктор Флетчер.
— Ни в мошонке, ни в паховом канале не было и следа яичек.
— Наблюдались ли шрамы после операции?
— Да. С обеих сторон несколько выше пахового канала. Я безошибочно определил их как шрамы, оставшиеся после ампутации яичек.
— Можете ли вы сообщить досточтимому суду, — сказал Баннистер, — сложилось ли у вас мнение относительно характера операции, проведенной на яичках Яноса, — была ли она проведена опытной рукой и нормальным образом?
— Да, чувствовалось, что тут работал опытный хирург.
— Значит, — фыркнул Хайсмит, — нет оснований говорить о злоупотреблении, низком уровне хирургического вмешательства, осложнениях и тому подобных вещах?
— Нет... я бы сказал, что не обнаружил никаких следов, указывающих на это.
Хайсмит, Баннистер и судья задали еще ряд вопросов, касавшихся деталей операции, после чего оставалось только поблагодарить доктора Флетчера и распрощаться с ним.
— Введите Эли Яноса, — приказал судья. Внешний вид Эли Яноса не оставлял никаких сомнений относительно характера давней операции. Он был толст. Когда он говорил, его высокий голос то и дело ломался. Судья Гриффин лично проводил Яноса до его места. Наступило смущенное молчание.
— Если хотите, можете курить, джентльмены. Раздался вздох облегчения, зачиркали спички. К высоким сводам потолка поплыл дымок от сигар, сигарет и трубочного табака.
Судья Гриффин просмотрел заявление Яноса.
— Мистер Янос, я вижу, вы достаточно свободно владеете английским, чтобы не нуждаться в переводчике.
— Достаточно хорошо.
— Если вы чего-либо не поймете, скажите нам, и вопрос будет повторен. Тем не менее я понимаю, что воспоминания явятся для вас тяжелым испытанием. Если напряжение станет для вас слишком велико, пожалуйста, дайте мне знать.
— У меня уже больше не осталось слез, — ответил он.
— Понимаю. Благодарю вас. Первым делом я хотел бы напомнить несколько фактов из вашего заявления. Вы родились в Венгрии в 1920 году. Гестапо нашло вас, когда вы скрывались в Будапеште, и отправило в Ядвигский концентрационный лагерь. До войны вы были скорнякам и в концлагере работали на предприятии, где делали форму для немецкой армии.
— Да, совершенно верно.
— Весной 1943 года вы были пойманы на краже и предстали перед трибуналом СС. Он счел вас виновным и приговорил к стерилизации. Вас перевели в медицинский комплекс лагеря и разместили в помещении, именовавшемся барак-III. Через четыре дня в бараке-V состоялась операция. Под дулом оружия вас раздели, и затем заключенный-санитар подготовил вас к операции, в ходе которой вас кастрировал польский заключенный-врач, которым, в соответствии в вашим обвинением, был доктор Адам Кельно.
— Да.
— Джентльмены, вы можете задавать вопросы мистеру Яносу.
— Мистер Янос, — сказал Томас Баннистер, — я хотел бы уточнить некоторые детали. Обвинение в краже — в чем оно заключалось?
— В Ядвиге нас всегда сопровождали три ангела— смерти, голода и болезней. Вы читали то, что написано о таких местах. Выжить там было очень сложно. Воровство— это был нормальный образ жизни... столь же нормальный, как лондонский туман. Мы воровали, чтобы выжить. Хотя охраняли лагерь эсэсовцы, нас сторожили капо Капо набирались тоже из заключенных, которые пользовались благоволением немцев и сотрудничали с ними. Капо могли быть еще более жестокими, чем эсэсовцы. Все было очень просто. Я не уплатил одному из капо, и поэтому он сдал меня.
