перед ней.

Сознавая, что должна закончить рассказ, она вновь берет ручку и начинает писать.

— Это и есть тот мир наших грез, который мы раньше видели на картинах, — говорит Сильвен Габриэлле. — Наконец-то мы оказались в нем по-настоящему!

С этим словами он выпрямляется во весь рост и простирает руки к небу. Там еще видны несколько темных провалов, но вскоре их застилает прежний мягкий свет.

— Истинная жизнь, — прибавляет Сильвен, с улыбкой глядя на кроны деревьев.

Потом заключает Габриэллу в объятия со словами:

— Мы снова обрели свое детство, и теперь больше его не покинем.

К ним радостно подбегают белые обезьяны. В глазах у всех читается ощущение той абсолютной свободы, которая всегда сопровождает творение нового мира.

Все садятся на землю. Габриэлла прижимается к Сильвену и кладет голову ему на колени.

«Настоящая семья», — говорю я себе.

И в тот же миг вспоминаю о детях.

— А как же они? — спрашиваю я вслух. — Их ведь нельзя оставлять здесь… Я должна вернуть их родителям.

И тут я понимаю, что эта задача почти невыполнима. Даже если мне удастся выбраться наверх — в каком состоянии я застану Париж? Сколько недель, месяцев, лет потребуется на его восстановление? Смогу ли я отыскать родителей всех пятерых детей? Живы ли они? Может быть, лучше и впрямь оставить малышей здесь? Они выглядят такими довольными, такими цветущими…

«Нет, — говорю я себе, глядя на Сильвена и его собратьев, — это только они здесь у себя дома».

Этот народ должен возродиться сам и для себя. Белые обезьяны заслуживают того, чтобы остаться здесь и жить, не смешиваясь с людьми. Зачем вносить новый беспорядок в этот возрожденный мир, где они наконец-то обрели покой?

— Тебе нужно идти, — мягко говорит мне Сильвен. В его голосе нет и тени враждебности.

— Но куда?..

Он улыбается и показывает мне за спину:

— Ты забыла о своих родителях…

Я и в самом деле почти о них забыла — как забываешь о молниях, когда гроза уже прошла.

Но они по-прежнему здесь: ждут меня на опушке леса, прислонившись к стволу огромного бука.

Отец, который всего несколько минут назад мечтал о разрушении этого мира, теперь утратил всю свою жестокость. Он и мама смотрят на меня с неким боязливым почтением, как любые родители, внезапно осознавшие, что их ребенок вырос, что теперь это взрослый человек, обладающий разумом и чувствами взрослого.

Приободренная этим новым взглядом, я приближаюсь к ним.

— Нам нужно уходить, — говорю я. — Мы возвращаемся наверх. Аркадия больше нам не принадлежит…

Они не спорят. Отец, преодолев замешательство, лишь спрашивает:

— Ты уверена в своем выборе?

— Темная раса умрет вместе со мной, папа. Далеко от Аркадии. Но Аркадия должна жить — в тайне, в молчании и гармонии.

— Хорошо, — кивает отец и подхватывает двух детей на руки. Мама делает то же самое.

Сильвен подходит ко мне и, словно сомневаясь в моем решении, спрашивает:

— Так ты уходишь?..

Чувствуя, как меня охватывает внезапная дрожь, я бросаюсь к нему и обнимаю его изо всех сил. Сначала это удивляет его, потом он обхватывает ладонью мой затылок, прижимает мою голову к груди и касается ее подбородком. Я с трудом сдерживаю рыдания.

— Я и правда должна уходить? — спрашиваю я в свою очередь.

И тут же чувствую, что Сильвен слегка напрягается — словно ребенок, которому уже протянули вожделенный подарок, а потом снова забрали.

— Подумай о том, как тебе повезло, — шепчет он мне на ухо. — Ты последняя, кто видел Аркадию. Отныне мы станем легендой, мифом… А когда-нибудь и вовсе исчезнем из человеческой памяти…

Обхватив меня за плечи одной рукой, другой он обводит поляну, на которой мы стоим:

— Запоминай, Тринитэ. Постарайся запомнить как можно больше. Впитывай образы, звуки, запахи… Пусть этот лес прорастет в твоей душе. Пусть это озеро, эти острова, реки, горы навсегда останутся в твоих воспоминаниях…

Он опускается передо мной на колени, и теперь мы стоим лицом к лицу.

— Потому что ты — последняя… — повторяет Сильвен.

Я киваю, как будто эти слова становятся для меня утешением.

— Хорошо… хорошо… — шепчу я, вытирая слезы рукавом.

— А теперь иди! — говорит он и, резко вскочив, почти звериными прыжками возвращается к Габриэлле и остальным собратьям.

Они радостно его приветствуют. Их лица буквально светятся от счастья.

Я молча иду вслед за родителями, которые несут детей, и чуть ли не на каждом шагу оборачиваюсь к Сильвену. Я хочу навсегда запомнить эти идиллические картины во всем их непревзойденном совершенстве.

Габриэлла и Сильвен снимают одежду и со смехом бросают ее обезьянам. Те сворачивают ее в клубки и начинают перебрасываться ими, а потом их разрывают.

Да, теперь одежда Габриэлле и Сильвену больше не нужна…

Не прекращая писать, Тринитэ встает со скамейки и медленно подходит к парапету набережной. Мыски ее туфель замирают над пустотой. Внизу течет Сена.

Теперь, когда Сильвен и Габриэлла обнажены, их уже невозможно отличить от белых обезьян…

— Я как будто снова там… — шепчет Тринитэ, вдыхая терпкий запах воды.

Эта исповедь ее опустошила. Она знает: образ Аркадии будет преследовать ее всю жизнь.

Дикие и счастливые, они углубляются в лес, взбираются на деревья и прыгают с ветки на ветку…

Тринитэ шепчет вслух последние слова своего рассказа, который дописывает, стоя лицом к реке, — словно запечатывает свою тайну заклинанием.

…И вот, охваченная первобытным восторгом, чистой животной радостью, стая белых обезьян навсегда исчезает в лесных зарослях.

* * *
Вы читаете Тайна Jardin des Plantes
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату