Нелегко будет мне вести собственное расследование… Я же не коп и не частный детектив. Придется искать обходные пути, чтобы увидеться с родителями похищенных детей. Не прошло и двенадцати часов после похищений, а о них уже всюду раструбили жадные до новостей журналисты, болтливые соседи и прочие любопытные, которых случившиеся с другими несчастья избавляют от собственных страхов — перед бомбами, перед террористами…
Само собой, я не могу устроить допрос Жану и Наде Шовье. Я смотрю на список остальных родителей и останавливаю свой выбор на тех, кто ближе всего ко мне: Филипп и Амани Отокорэ, улица Кордельеров, дом 29.
Я быстро добираюсь до нужного дома и начинаю расспрашивать консьержку (представившись дочерью друзей семьи Отокорэ).
— Ох, бедняжка мадам Отокорэ! — вздыхает пожилая женщина. — Она уже несколько часов сидит неподвижно и смотрит в пустоту… Ее муж не мог сегодня оставить работу и уехал, а она сейчас совсем одна, сидит в скверике перед домом…
Консьержка указывает в окно, я поворачиваю голову и вижу фигуру в яркой одежде, застывшую на скамейке в сквере.
Сквер имени Рене Ле Галла не совсем обычный — он спроектирован в форме полумесяца и расположен чуть ниже уровня тротуара, так что нужно спускаться вниз по узким пологим лесенкам, вдоль которых текут по желобкам искусственные ручейки и растут цветы и кустарники.
Очень симпатичный зеленый оазис среди городских камней, у самого подножия громоздкого уродливого здания Госкомимущества.
Мадам Отокорэ укрылась в глубине сквера, в тени высоких тополей. Ее розово-оранжевое длинное одеяние ярко переливается в лучах солнца. Но какая печаль исходит от этой женщины, какая тоска в ее взгляде!.. Ни малейшего проблеска надежды…
«Сумею ли я найти нужные слова?» — думаю я, осторожно присаживаясь на край скамейки. Однако я все же заговариваю с мадам Отокорэ. Сначала о пустяках — о погоде, о тепле, о весне, — потом о недавних событиях: террористы, бомбы, толпы полицейских в Париже…
Наконец собеседницу прорывает. Ровным, бесцветным тоном она рассказывает мне о событиях прошлой ночи.
— Они вернутся, я знаю! — неожиданно говорит она и замолкает.
— Кто они?
Не отвечая на вопрос, она с отчаянием произносит:
— Сначала они забрали моего ребенка… а потом кого заберут? Моего мужа? Меня? Эти люди способны на все — ты знаешь об этом?
Тщательно подбирая слова, я спрашиваю:
— Но откуда у вас такая уверенность?
Красивое лицо юной сомалийки остается замкнутым, невидящий взгляд устремлен в тополиную аллею.
Через некоторое время она поворачивает голову ко мне и резко хватает меня за руку своей горячей рукой со словами:
— Дети — это только начало! Мы все в опасности! — И еще сильнее стискивает мое запястье.
Мой пульс отдается в ее мягкую горячую ладонь. Мне все больше становится не по себе.
— Они уже здесь, ты знаешь? — спрашивает она и медленно поворачивает голову. Глаза ее скользят по кронам тополей, машинам, проезжающим по улице Крулебарб, ресторанчику «Баскский трактир», булочной на углу улицы Корвисар…
— Они здесь…
Последние слова она произносит таким странным тоном, что я вздрагиваю.
Несмотря на яркое солнце, теплый воздух, аромат цветов и свежескошенной травы, у меня на миг возникает ощущение, что по скверу проносится ледяной шквал.
— А вы говорили о своих… догадках полиции? — спрашиваю я.
При слове «полиция» Амани Отокорэ делает гримасу и с ожесточением плюет в песок, спугнув пару голубей.
— Полиции? Да они ничего не понимают! И не хотят ничего понимать!
Тут она спохватывается, что говорит слишком громко, и уже тише прибавляет:
— Кто знает, может, уже и полиция с ними заодно…
— Вы думаете?
Долгое молчание. Я не знаю, что еще сказать. Я понимаю, что должна быть очень осторожной. Я ведь здесь не затем, чтобы мучить эту женщину, поворачивать нож в свежей ране. Ты не перед экраном монитора, Тринитэ! Перед тобой человек из плоти и крови!
— Прокляты! — произносит со стоном Амани. — Мы все прокляты!
— Прокляты?
Она резко поднимается и, не выпуская моей руки, тянет меня за собой к густым зарослям на краю сквера.
— Полиция не понимает или не хочет понимать: у всех украденных детей есть нечто общее!
— Что же?
— Никто из них не родился в роддоме! — отвечает она таким тоном, словно делает самое страшное признание в своей жизни.
Я ничего не понимаю.
— Ну и что?
— Я родила своего сына в той самой комнате, откуда его потом украли, — говорит она. — И у других матерей было точно так же!
Глава 20
«— Прошли сутки с того момента, как были похищены пять грудных детей на юге Парижа. Задержан один подозреваемый, которого в данный момент допрашивает комиссар Паразиа. Ко всеобщему удивлению, этим человеком оказался…»
Сильвен раздраженно схватил пульт и выключил телевизор.
— Зачем? — удивилась Габриэлла. — Интересно же!
— Ты со мной ужинаешь или с телевизором?
— Ну да, ты его всегда терпеть не мог, я помню…
— Он у меня отбивает аппетит. А тут такие деликатесы…
В доказательство своих слов Сильвен наколол на вилку ломтик моцареллы и принялся жевать его с таким видом, словно лакомился черной икрой (впрочем, сыр действительно был отличный — прямо из
