— Сильвен, мы должны это прекратить, иначе сойдем с ума!
— Но нам нужны эти картины — в них настоящая жизнь, реальный мир…
— Нет! Они как наркотик, они разрушают нас! Это называется «синдром Стендаля»: слишком много красоты — губительно!
Не в этом ли была причина внезапного отъезда Габриэллы спустя несколько лет? Сильвен так никогда этого и не узнал. Ни в тот раз, когда они впервые после долгой разлуки встретились на площади Фестивалей, ни позже они ни словом не обмолвились о картинах.
Без Габриэллы Сильвен был в картинном зале всего два-три раза. Во-первых, он боялся навсегда остаться пленником одной из картин. Когда он и Габриэлла приходили сюда вдвоем, кто-то из них всегда мог «разбудить» другого. И потом, без Габриэллы фантастические сцены стали слишком мрачными.
Но хотя Сильвен больше не смотрел на картины, он чувствовал, что они сохранили власть над ним — насколько сильную, он даже боялся предположить.
За последние годы он много раз был близок к тому, чтобы рассказать обо всем Любену или матери. Но у него не хватало мужества: картины были единственной оставшейся частицей его с Габриэллой общего прошлого.
Теперь оставалось лишь узнать, почему Жервеза решила привести его сюда именно сегодня вечером.
«Не об этом ли они сегодня говорили с Любеном в виварии?» — подумал Сильвен, протирая глаза. Он заметил необычный взгляд матери, в котором отражались одновременно удовлетворение и легкая грусть, как будто его реакция на картины обрадовала ее, но в то же время и расстроила.
«Они всегда так на меня действуют», — чуть было не произнес он вслух, но вовремя сдержался и вместо этого бесстрастным тоном спросил:
— Эти картины… что они вообще такое?
Жервеза с сосредоточенным видом взяла его за руку — так осторожно, словно он был очень хрупким или больным существом, — и увлекла за собой к лифту.
— Попытайся как можно точнее описать все, что ты пережил. Иначе это видение очень быстро рассеется…
«Я что, подопытный кролик?» — мысленно возмутился Сильвен, в то время как они вошли в кабину лифта и Жервеза нажала кнопку первого этажа.
Но мать в упор смотрела на него, ожидая ответа.
Когда они вышли из лифта и оказались в окружении чучел чаек, цапель, бакланов и диких гусей, которые, подвешенные на пеньковых тросах, свисали с потолка, Жервеза сказала:
— Ну же, Сильвен, рассказывай быстрее! Твои впечатления испаряются с каждой секундой!
Сильвен так резко повернулся к матери, что от неожиданности она попятилась и наткнулась спиной на постамент с чучелом кита.
— Откуда эти картины, мама?
Но Жервеза решительными шагами уже направлялась к выходу. Сильвену пришлось за ней последовать.
— Никто ничего не знает об их происхождении, — наконец вполголоса произнесла она, когда они вышли из галереи и оказались в саду. — И для Бюффона, и для Бернардена де Сен-Пьера, и для всех остальных эти картины оставались самой большой загадкой этого места…
Вместо ответа — новые загадки! Сильвен не выдержал.
— Что вообще здесь происходит? — сказал он с возмущением. — Животные исчезают, потом снова появляются! У вас с Любеном какие-то сплошные секреты! Теперь еще эти картины… Это все имеет какое- то отношение к террористам? К вашему Обществу любителей карьеров? Чего ты так боишься несколько последних недель?
Некоторое время Жервеза молчала, затем, отведя взгляд, произнесла нейтральным тоном:
— Немногие люди знают о существовании этих картин…
— Это не ответ! — резко сказал Сильвен. — Откуда они взялись? Как они сюда попали? Кто их нарисовал?
На лице Жервезы отражалась искренняя печаль.
— Они… всегда здесь были.
— Но у них ведь есть автор!
— Его не удалось установить. Ни одна из картин не была подписана.
— И ты не могла отдать их на экспертизу?
Вместо ответа хранительница музея лишь раздраженно пожала плечами.
— Ты даже не понимаешь, о чем говоришь! — заявила она, по-прежнему не глядя на сына.
— А твои предшественники — что они делали с этими картинами?
Услышав этот вопрос, Жервеза даже растерялась.
— А что они могли с ними сделать? — проговорила она. — Подарить какому-нибудь музею? Отдать на съедение зевакам в Лувре?
— А что, лучше держать их под замком? За железной дверью?
Поколебавшись, Жервеза ответила:
— Эти картины опасны, Сильвен. Они воздействуют на воображение тех, кто на них смотрит. Это нечто вроде гипноза. Поэтому их нельзя показывать всем подряд…
— Но как именно они были созданы? С помощью чего? Каких-то особых красок?.. А если они опасны, почему ты мне их сегодня показала?
Но Жервеза, оставаясь верной себе, сказала:
— Потому что так нужно было, Сильвен. Потому что… эти картины — часть того, что я должна с тобой разделить…
Но Сильвен был уже сыт по горло этим притворством.
— Зачем ты меня сюда привела? — закричал он. — Давно ты это запланировала? Ты ведь об этом говорила сегодня утром с Любеном, да? Это что-то вроде испытания? Ну так что? Я его прошел? Ты узнала обо мне что-то новое? Скажи мне правду наконец!
Жервеза наконец сдалась.
— Я не знаю правду, — призналась она. — И никогда не знала. Мы ничего не можем сделать…
Ее исказившееся лицо покраснело. Она начала пятиться, словно пытаясь скрыться от этой реальности. Вскоре ее силуэт полностью растворился в темноте. Лишь слышно было, как она повторяет:
— Ничего… Ничего…
Глава 29
Сильвен по-прежнему стоял неподвижно на усыпанной песком площадке перед Галереей эволюции. Он слышал, как вдалеке, с другой стороны оранжереи, мать хлопнула входной дверью своего дома. Через некоторое время в окне ее квартиры зажегся свет. Еще через пару минут он погас.
— Ну что ж, ночь еще не кончилась, — вслух произнес Сильвен и с наслаждением потянулся, как проснувшийся кот. Небо над его головой было усыпано звездами — как будто все они в эту ночь назначили друг другу свидание над парижским Ботаническим садом.
«Я стою на каком-то очень важном жизненном перекрестке», — подумал Сильвен, вглядываясь в ночь. Теперь нужно было рассчитывать только на себя. Что нового сообщила ему мать? Ничего. Опять сплошные недомолвки, хождения вокруг да около… Но Сильвен тоже утаил от нее кое-что — одну деталь, которую он заметил, глядя на картины. Деталь, которая сейчас казалась ему связующим звеном между всеми этими тайнами…
«Запах этих картин — тот же самый, который шел из потайной двери в обезьяньей клетке, — думал он, направляясь в сторону зоопарка. — Что это означает? Откуда он взялся?» Сильвен этого еще не знал, но надеялся узнать очень скоро. Он уже мог разглядеть сквозь темноту решетки и сетки, чем-то
