лучших написанных его командой. «Такой простой, понятный, короткий. Я думаю, что это одна из самых радикальных реформ, которые вообще когда-либо проводились в этой сфере в мире», – полагает он.
С 2007 года грузинский рынок труда признан Heritage Foundation[208] одним из самых свободных в мире, а в рейтинге экономической свободы Грузия занимает первое место по показателю «свобода трудовых отношений». В 2005 году Грузия была на 52-м месте.
Реальная заработная плата в стране в условиях нового трудового кодекса растет быстрее, чем раньше (см. график).

Источник: Статистическая служба Грузии
Средняя заработная плата в 2008 году составила 359 долларов, тогда как в 2003-м этот показатель был на 300 долларов меньше, и, хотя до сих пор многие работники в Грузии не связывают собственное финансовое положение с изменениями в трудовом законодательстве, инвесторы эти изменения оценили. Либеральный трудовой кодекс является далеко не последним критерием при принятии решения о вложении денег в экономику Грузии, что в конечном итоге отражается на жизни каждого гражданина страны.

Источник: Статистическая служба Грузии
Даже в послевоенном и кризисном 2009 году прямые иностранные инвестиции, снизившись втрое по сравнению с рекордным 2007 годом, были почти вдвое выше, чем в 2003 году. Какие реформы способствуют этому в большей степени? Наверное, дело именно в том, что перемены не останавливаются и идут по всем направлениям.
Объединенные профсоюзы Грузии при активном участии МОТ с 2007 года выступают за поправки в существующий трудовой кодекс. Главная претензия МОТ касается принципа главенства контракта над законом, а именно законодательно закрепленного положения о сокращении прав трудящихся. Однако в трудовом кодексе речь идет не только о работнике – контракт заключается при согласии обеих сторон трудовых отношений. При этом закон не ущемляет фундаментальные права и свободы человека: предполагаемое сокращение прав касается исключительно экономической и коммерческой сферы.
Тамта Отиашвили, принимавшая участие в разработке закона, убеждена, что работодатель защищен не больше, чем работник: «Этим кодексом защищен тот, у кого есть мозги. Это конкуренция». «Многие наши реформы очень раздражают членов Еврокомиссии, потому что преобразования не взяты из учебников, которые они читали. Думают: “Какие-то странные эти грузины, умным вещам и умным дядям и тетям не следуют. Они как-то сами по себе решают, что хорошо и что плохо. Досадно!”» – иронизирует Лежава.
Как бы то ни было, Европейская комиссия и МОТ назвали трудовой кодекс Грузии дискриминационным и попросили правительство изменить его под угрозой лишения преференций в торговле с Евросоюзом. Трудовой кодекс не соответствует стандартам МОТ и в области сверхурочной работы, увольнения, ведения коллективных переговоров. Йозеф Немец, секретарь Европейской конфедерации профсоюзов (ETUC), предупреждает:
Участие Грузии в обобщенной системе преференций в торговле с ЕС (GSP+)[209] может быть приостановлено Евросоюзом, поскольку трудовой кодекс, действующий в Грузии, нарушает права человека, на основании которых построена данная система преференций[210].
Активное стремление внести изменения в трудовой кодекс в либеральных кругах воспринимается как работа на публику: политическая ситуация в стране неспокойная, работодателей мало, а работников по-прежнему много – профсоюзы усиливают активность в надежде сыграть на настроениях населения и вернуть себе утраченные полномочия. Министерство труда, здравоохранения и социальной защиты сейчас занимается формализацией поправок и готовит свой законопроект трудового кодекса, чтобы внести его на рассмотрение в парламент. Тем не менее реформаторы, стоящие за созданием ныне действующего документа, сохраняют оптимизм и уверены, что либеральные принципы, заложенные в основу закона, останутся непоколебимы.
Рассуждения о том, стоит ли увеличивать объем социальных льгот, возможны лишь потому, что сами работники не так отчетливо прослеживают взаимосвязь между увеличением льгот и сокращением, например, рабочих мест или снижением уровня заработных плат. Конечно, кто не хочет всего и сразу: и льгот, и высокой зарплаты? Но если на данном уровне развития бизнесу невыгодно предоставлять дополнительные льготы работнику, то государственное предписание делать это становится для него неподъемной ношей. И в таком случае не закладывается сама возможность выйти на тот уровень, когда увеличение социальных льгот становится не обузой, а конкурентным преимуществом. Лучшая социальная ответственность бизнеса – это развитие самого бизнеса. Грузинский трудовой кодекс регулирует именно трудовые отношения, а для социальных нужд существуют другие программы.
Реформа лицензионно-разрешительной системы
Закон «О лицензиях и разрешениях» был принят 24 июня 2005 года после почти полугодового обсуждения.
По словам Лили Бегиашвили, заместителя министра по координации реформ в 2005 году, это была ключевая реформа: «Без нее невозможно было осуществить остальные. Если чтобы начать бизнес и быть экономически активным, все равно требуется получить какую-то справку или разрешение, то все остальные изменения просто лишены всякого смысла».
Административную часть выдачи лицензий необходимо было сделать систематичной и простой, упразднить лишние разрешения и тем самым ликвидировать колоссальный источник коррупции.
Премьер-министр Зураб Жвания доверил эту реформу Кахе Бендукидзе, который вместе со своими заместителями поочередно встречался с представителями различных министерств, департаментов, выдающих лицензии, – всего таких органов было около тридцати.
Далеко не всем удавалось объяснить, зачем нужен тот или иной разрешительный документ: особенно тяжело придумывались объяснения, например, для лицензии на скотоводство, пчеловодство или на создание рыбной фермы.
«Вы бы видели их лица, когда Каха им в глаза говорил, что эта лицензия не нужна. Да люди жили на этом: у них были низкие зарплаты, зато они выдавали лицензии», – вспоминает Бегиашвили.
Больше всего лицензий и разрешений выдавало Министерство защиты окружающей среды и природных ресурсов – около пятисот. Чтобы зарегистрировать свои фермы, люди стояли в очереди по восемь-девять месяцев.
«Например, если у тебя в селе была ферма на сто кур или двадцать свиней, ты обязательно должен был взять природоохранное разрешение. Конечно, никто этого не делал. Поэтому любая надзорная служба могла прийти в любую деревню и оштрафовать крестьянина, но чаще всего брали взятки», – рассказывает Звиад Чеишвили, в 2005 году занимавший должность руководителя отдела лицензий и разрешений Министерства по охране окружающей среды и природных ресурсов.
После реформы стало известно несколько интересных случаев. Один из них был связан с отменой лицензии на экспорт металлолома. Вспоминает Бендукидзе: «Есть такой бизнес: открывают небольшие пункты по приему лома у населения. По закону, регулировавшему экспорт лома и отходов черных и цветных металлов, на такую деятельность надо было получить лицензию. А это занимает время. Кто-то ее получал месяца за полтора, а кто-то немедленно, но за это приходилось отстегивать определенную сумму. Этим занимались какие-то люди прямо у меня в министерстве, начальник соответствующего департамента ездил на Brabus[211]. Я его, естественно, уволил, передал дело в прокуратуру.
Но потом выяснилась еще одна вещь. Когда мы отменили лицензирование, те, кто занимался этим бизнесом, оказались вне налогового поля. И потому их кто-то постоянно норовил “подоить”. И тогда мы ввели небольшой сбор [акцизный налог на экспорт черного и цветного металлолома] – 28 долларов с тонны. Это и необременительно, и бизнесмены стали платить налоги, и, когда кто-то с них требовал деньги, они говорили: “Вот, у нас налог заплачен”. Они и до этого ничего противозаконного не делали, но