в округлый серовато-белый бок, прямо в темное пятнышко прилипшего к шерсти песка. Песок обсыпался, тело наяды дернулось, чуть изогнулось, будто потягиваясь перед сном, безжизненно обмякло. Три часа она будет живым трупом.
Я надрезал бугорок на ее шее, вынул оттуда маленький передатчик, положил его в кармашек на теле искусственной наяды.
— Запускай ее, — приказал я Родробу.
Он потащил искусственную наяду в воду, а я занялся живой. Надо было упаковать ее во влагосохраняющий мешок, чтобы тело не пересохло от долгого пребывания на воздухе. Уже застегивая мешок у нее на шее, я услышал пиканье сигнализатора, висевшего у меня на ремне. На табло горели буквы и цифры: «СВ-98». С северо-востока к нам приближался флайер, дистанция до него 98 километров. Это около пяти минут лета.
— Родроб, за мной!
Куда там! Этот балбес все еще возился с моделью. Как тащил ее хвостом кверху, так хвостом вперед и хотел отправить в плавание, и никак не мог понять, почему она возвращается к берегу. Я подбежал к нему, развернул наяду и оттолкнул от берега ногой. Набежавшая волна накрыла ее, какое-то время я еще видел светлое пятно, быстро уплывающее в глубь океана.
— Хватай живую и бегом в грот!
Родроб бежал позади меня. Хвост наяды опять торчал кверху, а голова волочилась по песку. Ничего — отмоем. Главное — успеть спрятаться от флайера экоохраны. Сигнализатор на ремне буквально разрывался от громкого пиканья. Набегу я глянул на небо. Справа и чуть выше вулкана появилась маленькая точка. Казалось, она движется прыжками — в каждое следующее мгновение увеличивалась раза в два. До грота оставалось метров десять.
— Быстрее!
На входе в грот я споткнулся и влетел в него кубарем. Родроб перецепился через меня, и нет бы уронить на меня наяду, а самому пролететь дальше, так грохнулся на меня сам, а добыча полетела в Тука, сидевшего в проходе. Я вскрикнул от боли и пополз с Родробом на спине в грот.
— Дальше! — хрипел я потускневшим от натуги голосом.
В этот момент сигнализатор запикал самым высоким тоном — флайер над нами. Я выключил «зонтик», снял его и приготовил оба пистолета — с нервно-паралитическими и боевыми пулями. Если в экипаже не больше трех человек, как-нибудь справимся. Я постучал Тука по пластинке, давая команду приготовиться к бою. Родроба инструктировать незачем: драться он всегда готов.
Сигнализатор сообщил, что флайер достиг оконечности острова, развернулся и опять приближается к нам. Летит он, наверняка, на малой высоте, сейчас зависнет над пляжиком и заметит наши следы на песке. Они приведут к гроту. Если пилот опытный, то выстрелит в грот снаряд с усыпляющим зарядом, а потом спокойненько повяжут нас. Я подполз к входу, чтобы узнать намерения экипажа.
Зеленый флайер завис над темно-голубым океаном метрах в двухстах от берега, напротив того места, где к воде шли следы. А ведь они не похожи на человеческие, понял вдруг я. Вместо отдельных неглубоких ямок на песке выделялись несколько ложбинок, похожих на русла высохших ручьев. Выходит, глупость Родроба спасла нас, ведь волоча наяду головой по песку, он замаскировал наши следы под наядины.
Флайер повернулся к острову хвостом, набирая высоту, полетел вслед за искусственной наядой. Пусть летит. Аккумуляторов хватит на двое суток. Главное, чтобы наяда не выкинулась до вечера на какой- нибудь остров, тогда охрана сообразит, что имеет дело с фальшивкой. А ночью нас уже не будет на Морее.
Я подождал, пока угомонится сигнализатор, работающий на дистанцию сто километров, включил «зонтик», одел его на спину.
— Бери наяду, идем на корабль, — приказал я Родробу.
На этот раз Родроб нес наяду головой вверх. Тук замыкал шествие, ковыляя на четырех конечностях, причем задние были сдвоенные, как у наяды. Передвигаться на них было не очень удобно, создавалось впечатление, что кто-то подгоняет Тука ударами под зад. Шли звериными тропами, приходилось часто, нагибаться, пролезая под нависшими в полутора метрах над землей ветками, перелазить через стволы упавших деревьев. Родроб сопел позади маня все громче и громче. Респиратор искажал сопение, и оно напоминало урчание испорченного крана.
Через каждые два километра я делал привал. Родроб осторожно клал наяду на землю, а потом срубленным деревом валился рядом. Я мог только посочувствовать ему: сам нес сорок килограмм груза: «зонтик», сигнализатор, продукты и оружие.
В ста метрах от места последнего привала, когда я уже считал захват наяды удачно законченным, произошла непредвиденная задержка. Что-то тяжелое так долбануло меня по голове, что я полетел кверху ногами в ложбину, заросшую мелким колючим кустарником. Обдирая руки о колючки, я выбрался из ложбины и наткнулся на Родроба. Он стоял на четвереньках и мотал головой из стороны в сторону. Респиратор сполз на шею, а из набрякшего, как переспелая слива, носа капала кровь. Чуть дальше Тук сражался с делизером — шестилапым ящером с узкой пастью, заполненной десятисантиметровыми зубами, и с длинным, тяжелым хвостом. С этим хвостом мы с Родробом и познакомились.
Ящеру нужна была наяда. Едва Тук отступил немного, как делизер вспорол зубами мешок. Еще раз грызанет — и весь наш труд насмарку. Пришлось стрелять. К сожалению, под руку попал пистолет с боевыми патронами. Делизер выгнул спину, будто готовился к прыжку, на миг замер в этой позе и медленно завалился на бок.
Я осмотрел его. Оказывается, передатчиками снабжены не только наяды. Хорошо здесь работает экоохрана. Стоит мне удалиться с «зонтиком» на пятнадцать метров от делизера, как спутник охраны поднимет тревогу и через полчаса сюда прибудет флайер. Значит, без боя не взлетишь, а это человеческие жертвы и всегалактический розыск, причем преследование начнут прямо от Морей и закончится оно удачно для космопола. Да, одно дело — пять лет «Карусели», а другое — десять на Джедайге. Оттуда через десять лет возвращаются семидесятилетними стариками. Если возвращаются…
— Родроб, обработай рану наяде, — поручил я, а сам присел на корточки, прислонившись «зонтиком» к стволу молодого дерева. Подножка в начале забега делает меня злее и решительнее, чего не скажешь о падении перед самым финишем. Из уставшего тела выползала мудрость беззубого старца за пиршеским столом: зачем оно тебе нужно? яхта есть, деньги есть — плюнь на наяду и мотай на все четыре стороны! И действительно появлялось желание плюнуть на всё.
Ко мне подошел Тук и потерся одной теперь уже из шести лап. Сочувствует. Черт его знает, как фаготекс догадывается о моем самочувствии, но частенько Тук раньше меня понимал, что со мной происходит. Спасибо, малыш. Я погрел зажигалкой шип.
Ты смотри, у него и хвост появился. Ну, совсем делизер… А почему бы и нет? Хоть они с разных планет, а близкие родственники, по крайней мере, к одному отряду можно отнести.
Я вскрыл бугорок на шее делизера. Передатчик был похож на шляпку трубчатого гриба. Я поднес его к лапе Тука, потом вставил в шею делизера, опять вынул.
— Родроб, достань из аптечки скальпель. — Я погладил Тука по лапе, подбирая, где надрезать кожу. — Ну что, Тук, потерпишь?
По лапе пробежала судорога, лапа начала втягиваться в тело.
— Не хочешь, не надо…
Вместо этой лапы вылезла другая, с более светлой и мягкой кожей. Лапа замерла перед скальпелем, рядом с пластинкой вздулся бугорок.
— Спасибо, малыш. Я вскрыл бугорок, вживил в зеленовато-коричневое мясо передатчик, обработал рану. В награду погрел шип зажигалкой.
— Будешь идти в двадцати метрах позади нас, понял?
Тук помахал в воздухе раненой лапой.
Я обернулся к наяде и увидел, что Родроб собрался ее изнасиловать. Не хватало мне секса на звериной тропинке! Впрочем, обвинять Родроба не за что, сам виноват: не заставил его одеть респиратор, вот он и поплыл, надышавшись мускуса.
— Отойди от нее! — Я двинул Родроба ногой в бок. — Придем на корабль, там и поразвлекаешься. Ее надо быстро опустить в воду, иначе тело пересохнет, мешок ведь порван.
