непонятное, убей меня бог! И ежели бы наш Ванюша не сидел сейчас в психушке под семью запорами, я б сказал одно: его почерк! Он с юности незлобивый, отходчивый. Но коли работу работает, то на совесть…
Хар заинтересованно потянул длинную противную морду к Хуку Образине. Хар мог чуять далеко. И он чуял — Ивана сейчас на Лубянке, в подземной спецлечебнице глухих времен нету. А вроде бы и там он. Двоилось чутье у Хара. Но сам он не мог разорваться на две половины. Хар ждал.
— Это все ерунда! — подытожил Кеша, беглый каторжник и рецидивист. — Тут вот Гуг Хлодрик приходил, Буйный, так он уже обратно к себе полбанды переманил, вот это здорово!
— Здо-орово, — насмешливо просипел Хук. — Все ждут, все готовятся, стволов выше горла, спецснаряжения хоть задом ешь, боеприпасов на триста лет вперед, Дил, мать его раскудрявую, половину цепочки загнал, на стреме восемь капсул держит, на всех переходники и возвратники запас, купил с потрохами две трети земного шара, Крузя, друг забулдыжный, подпольную армаду охмурил, двести тысяч длинных ножей ждут сигнала, не за совесть идут, за добычу, но подмога важная, тридцать семь бронеходов в полном боевом на орбите висят, стосковалися все… а Ванюша, бомбомет ему в глотку, здоровьишко поправлять надумал, в спецбольницу оформился на постой! Охладеет народ, один останется!
Хук Образина встал, сплюнул, выругался и вышел.
— Ничего, — рассудительно заключил Кеша, — возвернется Иван. Вовремя придет.
— Уговор у нас с тобой был, — напомнил Авварон и ехидно осклабился. — А ты и позабыл, видать, про все?!
На Ивана пахнуло трупной вонью. Но он не показал виду. Улыбнулся.
— Ты, нечисть поганая, слова не держишь. А с меня требуешь?
— Твои же интересы блюду, Ваня. Тебе в Пристанище надо. Без меня не попадешь туда!
Иван потер ушибленный локоть. Потом разжал кулак и показал черный кубик, будто похваляясь перед карликом-крысенышем, перед колдуном и мерзавцем своей силой да мощью.
— Нет! Не попадешь, — прогнусавил Авварон.
— Сгинь, нечисть!
— Напрасно нервничаешь, Иван, я же пришел за долгом. А долг дело святое! — Авварон приподнялся и вдруг гнусненько, похотливо захихикал. — Гляди, а то твоя мертвая красавица, кою ты оставил во хрустальном гробе, не дождется тебя.
— Дождется! — уверенно ответил Иван.
— Нет, не дождется! — настоял на своем Авварон.
Перед глазами у Ивана встало встревоженное, измученное лицо Светы. Одну он не уберег. Вытащил, называется, из Осевого… сгубил, негодяй. Не будет ему за это прощения. Никогда не будет! Но Аленка — она в надежной биоячейке, она под такой защитой, что неподвластна никому! Она будет ждать его вечность. И дождется. Он придет к ней.
— Да, Иван, — сокрушенно, с явным притворством пронудил Авварон, — ты прав, она тебя ждала. Но вечность уже прошла! — Он не выдержал и торжествующе рассмеялся. Желтые, дурно пахнущие брызги полетели во все стороны. — Прошла, Ванюша, друг ты мой и брат!
— Врешь!
— Нет, не вру. Это тебе так хочется, чтобы я врал. А я не вру. — Авварон перестал ухмыляться, насупился и сказал с укором: — Не любишь ты правды, Иван!
— Издеваешься?!
— Как можно? Ты вспомни-ка, совсем недавно своему дружку ты показывал Систему. Я рядышком был, я все видел.
— И снова врешь, нечисть! — Ивана начинало трясти от нахальства этого карлика-крысеныша, готового вползти в душу червем.
Но смутить Авварона Зурр бан-Турга было невозможно.
— Я завсегда рядом, Ваня, ты не сомневайся, за левым плечом твоим. Ты как почуешь нужду в чем, так оглянись налево, да позови только, мол, Авварон, друг сердешный! И я мигом отзовусь… вот тогда и поверишь. Ну это присказка, — Авварон надул щеки и даже подрос будто бы. — А я тебе твою ненаглядную показать хотел, как ты Дилу, Гугу-бандиту и Правителю вашему кривобокому Систему показывал, я ведь умею. Хочешь?!
Соблазн был сильный. Но Иван знал, этот колдун-телепат может запросто не правду показать, а наведенный морок, только запутает, охмурит, своего добьется и опять в погибельном месте на смерть бросит. Ага, бросит! Это коли сам не убьет. Ему ведь только Кристалл нужен.
— Нужен, Иван… очень нужен, — вновь прочитал мысли Авварон.
— Показывай! Но без всяких условий чтобы!
— За показ денег не берут, Ваня. Гляди! — Авварон вдруг поднялся над каменным полом до уровня Иванова лица, тяжело, надсадно с маятой заглянул прямо в глаза — и налились его базедовые желтушные белки свинцовой пустотой, будто распахнулись в сам ад, в преисподнюю. Иван только успел выставить барьеры Вритры… и канул — в пустоту, во мрак. И почти сразу увидал ее. Он узнал Алену, хотя это было невозможно, это было просто безумием каким-то: на прозрачнохрустальном кубе сидела седая, высохшая старуха, глаза ее были словно замороженные — свет от них отражался, но не проникал внутрь, омертвевшие глаза. Желтая кожа, морщины, плотно сжатые губы… И все же это была она, именно она, Алена. Нет! Ивана передернуло. Нет! Он на самом деле сошел с ума! Или этот нечистый морочит его. Не может быть! Но каким-то внутренним, глубинным чутьем ой знал, что никто его не морочит, что он видит ее… и еще кого-то. Странно! Ивана затрясло. Очень странно. В этой старой высохшей женщине непостижимо сплелись черты невероятно красивой, когда-то молодой, нежной, доброй, ласковой, ждущей его прекрасной Елены, Аленки… и кого-то еще, очень знакомого, но страшного, гнетущего… Иван никак не мог понять. Будто кто-то стоял за спиной с занесенным в руке ножом. Будто сверлили затылок чьи-то ненавидящие глаза. Нет! Только не это! Иван мысленно взмолился: «Авварон! Я тебе верну Кристалл, он твой, только скажи, что это все неправда! Ты слышишь меня?!»
— Слышу, слышу, — явственно раздалось из-за левого плеча. — Но это правда, Иван, ничего не попишешь. Ты узнал ее, да?
— Узнал! — произнес Иван вслух.
— А ты всю ее узнал?!
— Как это… — Иван уже понимал, о чем говорит Авварон Зурр бан-Тург, но он не хотел в этом признаваться, будто от его признания зависело — сбудется это или нет. Когда ему явился впервые призрак страшной, безумной старухи? Давно, еще перед отправкой в сектор смерти, в комнате с хрустальным полом. Она выросла из-за спины, пронзила лютым взглядом. И он тогда понял, что ненавидит ведьма не только весь род людской, но и именно его, ненавидит до сладострастия, до жути. А потом в капсуле! А потом на планете Навей! А потом — когда он вырвался из Пристанища. Она не отпускала его! Она тянула к нему свои скрюченные старческие пальцы и злобно, нечеловеческим смехом хохотала. И вот теперь… нет, он не увидел ее, но он узнал страшные, проглядывающие черты той фурии в своей Аленке. — Этого не может быть! Не мучай меня!
— Может, — спокойно ответил Авварон, он почти не картавил, как и всегда, когда дело принимало серьезный оборот. — Она еще не стала злым духом планеты Навей. Но она станет. С каждой минутой, с каждым днем она стареет, наполняется злобой и ненавистью, она воплощается в оболочку фурии. И она становится ею!
Лицо Алены приблизилось, теперь Иван видел каждую черточку, каждую морщинку. В этом лице были добро, ожидание, былая краса, усталость… и проглядывало в нем иное, нехорошее. Время! Проклятое время перевоплощает людей без всяких причуд, без ворожбы и колдовства!
— Нет! Ты ошибаешься, Иван! Мы помогаем ей, по-своему помогаем! И она станет той, что преследует тебя, никуда не денешься — это твой злой дух! Прежде, чем ты покинешь свое бренное тело, он изведет тебя вчистую, не сомневайся!
— Гадина! Ты просто гнусная гадина! — сорвался Иван. — Но я не верю тебе. Она еще нескоро постареет и превратится в фурию… пройдут годы, десятилетия! А та мне являлась давно, значит, это не она. Не она!
