страшной войны, повидавшему такое, что невыносимо для обычного смертного, стало неуютно в этом подземелье. Троих, подлетевших с боков он сбил точными ударами ног. Еще двоим Хар перегрыз глотки. Больше на них никто не кидался. Но что творилось в шевелящейся, орущей, визжащей, кровавой куче-мале, понять было невозможно. Временами из нее вываливались или вылетали отдельные истерзанные тела с переломанными костями, захлебывающиеся в собственной пене, издыхающие. Но все новые и новые сатанисты бросались в кучу. Нет, это были уже не люди. Это были управляемые звери. Теперь и самые жалкие, крохотные остатки былого человеколюбия и сентиментальности покинули Кешу. Их надо убивать! Правильно сказал Иван перед уходом: «Не дай им выползти на свет Божий! Ни одному не дай! Хватит цацкаться! Мы не воспитатели в интернате для выродков!» И сжал Кеше руку чуть выше локтя. Правильно он сказал, все точно, не воспитатели. Всему есть предел. И никакие это не собратья-земляне, не люди. Это нечисть! Враги рода человеческого! Кеша приготовился их резать — всех, до последнего. Но Хар вновь замотал головой. «Надо подождать!» — прогнусавил он. Ждать пришлось недолго. Огромная куча вдруг, в один миг рассыпалась на сотни извивающихся, хрипящих, орущих, дико хохочущих и рыдающих тел и на сотни изуродованных трупов. И открылись взору три могучих, дрожащих от напряжения фигуры. Три трогга, достигших своей убийственной мощи, стояли посреди пещеры и от них валил пар. Четвертый лежал рядом, с разодранной грудной клеткой и свернутой набок головой. Он еще дышал. Но это был не боец. Затишье длилось недолго. И после него уже не было битвы. После него было истребление. Трогги-оборотни не щадили никого, они не умели щадить противника. И не могли. Кеша дождался, пока все не было кончено. А потом изрезал убийц своим скальпелем — изрезал в лапшу, в капусту, чтобы наверняка. «Ты уж извини, — сказал он Хару со смущением, убирая сигма-скальпель подальше, во внутренние клапаны комбинезона, — я не имею права выпускать их наверх, прости!» Хар поглядел на него тоскливо и бессмысленно, по-рыбьи, как там, на Гиргее. «Все нормально», — сказал он. По дороге наверх пришлось убрать еще пятерых. Но малайца Кеша не стал трогать, тот выполнил наказ в точности — Крежень лежал за семью замками связанный и с кляпом во рту. Был он бледен, но жив. Гуг не успел добить его, не успел, а может, и не захотел. Ну и ладненько, подумал про себя Кеша. На свежем воздухе ему стало лучше, еще бы часик-другой в подземелье, среди этих наркотов и их дурманящих свечей, и он бы не выдержал, загнулся бы, но пронесло!
Иван не знал, что там думал про себя Кеша. Но он знал, что тот сделал все как подобает, нечисть не выползла наружу. Этого, конечно, мало. Но это уже что-то! А Гуг — старая, слезливая баба, ничего еще толком не понимающая.
— Это я дал команду, понял?! — сказал он резко, поднимая глаза на великана-викинга. — Война началась. И если тебе что-то не нравится, можешь идти… — он хотел сказать: «можешь идти к своей мулаточке под подол», но вовремя осекся.
— Ладно, ладно, — успокоил его Гуг Хлодрик, — мне трудно привыкнуть к мысли, что они начали! Я, Иван, еще не верю в это до конца. В это трудно поверить!
— Мне не нужна твоя вера! — Иван обретал утраченную было твердость духа. — Не нужна! В каждом настоящем деле должен быть один главный, один командир. И его приказы должны выполняться. Если ты со мной, Гуг, ты не должен сомневаться и спрашивать. Ты должен делать! Решай!
— Будь по-твоему, — лицо у Гуга Хлодрика, набрякшее, тяжелое и измученное, окаменело. — После того, что они сотворили с моей Ли-вой, я… я с тобой, Иван. Мы все сдохнем, нечего себе мозги пудрить, но мы сдохнем не на коленях! Ты главный!
Иван облегченно, прерывисто вздохнул. Он знал, что если Гуг принял какое-то решение, созрел, то это надежно и необратимо.
Высоко в небе, будто черная пуговица в вате, застрял среди клубящихся облаков дисколет — завис парящим коршуном. Ивану он сразу не понравился.
— Выслеживают, — заключил Гуг.
— Давно уже выследили, — поправил его Иван. — И давно бы могли убрать. Но чего-то ждут. Я не понимаю их…
— Кого это их?
— В том-то и дело! Кабы знать! Мы воюем с тенями, гоняемся за невидимками, все пытаемся ухватить за хвост кого-то… а в кулаке остается пар, туман!
— Не прибедняйся, Ваня, кой-чего и нам нащупать удалось, точнее, тебе горемыке. Нельзя все время ходить вокруг! — Гуг задрал голову вверх, прищурил слезящиеся красные глаза.
— Я знаю, к чему ты клонишь! — почти шепотом произнес Иван. — На это непросто решиться… Ох как непросто! Мы ведь не знаем истинных планов тех, кто наверху. А вдруг они ведут сложную, не известную нам и непонятную игру… а мы влезем, все испортим?
Они свою игру сыграли. Ежели я кому-то и не верю ни на грош, Ваня, так это им! — Гуг прикрыл глаза ладонью. — Смотри-ка!
Дисколет снижался.
— Нет! Не могу решиться. Для этого надо переступить через что-то, через самого себя, через какую- то черту в своей душе… — Иван нервничал. Отчаянье корявой и грубой лапой сжимало его горло. Ведь он поставлен к стенке, он приперт, он лишен выбора… но попробуй — сделай первый шаг, этот страшный, необратимый шаг — и может быть все, он погубит себя, друзей, всех, не потерявших души в этой всемирной клоаке, он погубит и тех, кого оставил вне Земли, это будет конец, без возрождения, без надежды на память… и позор, страшный, вековечный позор. Нет! Нельзя рубить с плеча!
Они еще не сказали ни слова, но они понимали друг друга. Гугу что? он давненько точил зуб на всех этих баловней судьбы, на власть имущую братию, он ненавидел их и боялся, у него были свои счеты с вершителями судеб. Иван всегда верил в справедливость и открытость стоящих над ними. Он никогда не влезал в тонкости и хитросплетения управленческих структур Мирового Сообщества, ему не было дела до Синклита — каждый имеет право вариться в избранном им вареве. Из Сообщества, будь то Объединенная Европа или Экваториальная Африка, Всеамериканские Штаты или Индонезийско-австралийский анклав, он возвращался усталым, нервным, порой взвинченным, но главное, каким-то немытым, грязным, с ощущением поналипшей к коже незримой и противной пыльцы. При всем при том у него не возникало никогда ни тени желания лезть в «чужой монастырь со своим уставом». Но Россия! Это непостижимость какая-то. Иннокентий Булыгин выложил все как на тарелке, ничего не скрыл, описал даже последние минуты Толика Реброва, подлеца и предателя. Нет! Сама история Великой России не допускала и мысли об измене, о существовании в последние столетия тайных властных структур… глупость! Они были, они правили Россией и в XIX-ом и в XX-ом веках, они вели чудовищную, необъявленную войну против великой страны и великого народа. Но в XXI веке их уже не было, резидентуру спецслужб «мирового сообщества» искоренили беспощадно. «Запад» и «восток», «юг» и «север» истошно вопили о нарушениях прав, о преследованиях, «чистках», но на этот раз Россия была глуха к разыгрываемому спектаклю. Она блюла свои интересы и интересы своего Народа. Власть иноземных ставленников пресеклась… и могучая Держава устремилась в свое будущее с таким ускорением и с такой верой, что уже никто не мог встать на ее Пути! Изнеженное и развращенное Мировое Сообщество плелось по инерции где-то в хвосте, в пыли, оставляемой на большой дороге Российской колесницей, оно не в состоянии было и пытаться восстановить былые тайные инфраструктуры… Не в состоянии?! Нет! Иван понимал прекрасно — если в колесо, вращающееся с непостижимой скоростью, сунуть стальной прут, оно или сломает его или остановится. Остановок за последние пять веков не было. Взлет России своей очевидностью и мощью подавлял любые сомнения. И что же?! То, что Синклит Мирового Сообщества отдал приказ о модернизации и полной замене всех внеземных орбитальных, внутрисистемных и галактических оборонительных баз, еще можно объяснить — там творятся странные дела, всякого можно ждать. Но Совет Федерации?! Ведь подавляющее большинство голосов в Совете принадлежит Великой России! Да и сама Федерация на три четверти состоит из Российских земель, разбросанных по Вселенной, по сотням тысяч планет Мироздания! Так в чем же дело?! Предателей на троне, тем более в России… не бывает! Нет! Это игра, сложная, недоступная его пониманию игра. Он просто не знает всего того, что знают находящиеся у власти, ведь всегда, во все времена есть, были и будут секретные данные, не подлежащие разглашению, ведь он не вхож в «высшие сферы», он не обладает, выражаясь дубовым канцелярским языком, всей полнотой информации. Так какое он право имеет судить?! Нет, так нельзя. Как легко возомнить себя спасителем человечества и впасть в гордыню, стать орудием зла в руках дьявола. Это просто невозможно! Ивана раздирали сомнения и
