формул, которые оказались ему не по зубам.
— …Будущее каждого антиномично! — возвестил на сей раз Голос. — И если привести в движение цепь событий соответствующего ряда…
— Ряда… ряда… — стучат колеса.
— …Представим себе чашу, в которую падают капли. Если чаша злодеяний и переполнена, то судьба последней капли страшна и невыразима! Это и есть твоя судьба…
— Судьба… судьба… судьба…
— Вам плохо?! — услышал Димка встревоженный женский голос и с трудом открыл глаза. Его тормошила попутчица. Вагон покачивало на стыках. Тусклый плафон из соседнего купе высвечивал мутносерые стены. На Ханина смотрели снизу вверх участливые глаза.
— Нет, нет… ничего! — пробормотал Димка. — Просто приснилось что-то… И он, перегнувшись, свесился с полки.
Из широкого декольте незнакомки пахнуло ему в лицо теплом крепкого тела. В глубоком вырезе ее легкого платья светились в полумраке будто бы плотно прижатые друг к другу футбольные мячи — белые и туго накачанные… Димка с изумлением вскинул глаза. Попутчица поспешно отступила и снова уселась на свою нижнюю полку — заняв ее почти наполовину.
— Вот так габариты! — подумал Димка. — Надо же!
Он опять откинулся на тушую подушку, перевернулся на бок и натянул на голову влажную простыню с клеймом «МПС». Надо было заснуть. Более всего Ханин опасался нового появления Голоса, который излагал всякие бредни. «Страшна и невыразима»… «Судьба последней капли»… Надо же такое выдумать!
Голос больше не появился. Зато Димка оказался вдруг в незнакомой ему, но вполне реальной комнате с земляным утрамбованным полом. Над потемневшим от времени столом теплился огонек одинокой свечи… Ханин услышал за спиной чье-то хриплое дыхание, а потом — и глухой звук. По полу тащили нечто очень тяжелое… И вдруг увиделась ему рука с топором. Рука была желтая, крепкая и морщинистая. Костлявыми пальцами своими она цепко держала топорище — старое, лопнувшее, обмотанное синей изоляционной лентой.
— Кр…рак! — опустился топор. И под ноги Димке с низкого широкого пенька свалился большой кусок розового мяса. На белой шкуре окорока Димка отчетливо увидел длинный шрам — широкий сверху и постепенно сходящий на нет.
— Кр…рак! — снова ухнуло где-то, и Ханин проснулся. В приоткрытое окно тянуло тормозной гарью и вагон сотрясался от резкого толчка.
— Как дрова везет… — пробурчал Димка, слез с полки и, взяв полотенце, пошел умываться. Потому что уже было утро.
Попутчица завтракала. Белая вышитая скатерка, домашнее печенье и кофе из термоса… Димка невольно покосился на ее ноги под коротким платьем и у него аж сердце захолонуло… ведь увидишь же такое! Но… все везде было в меру. Правда, в полуторную…
— Кофе хотите? — улыбнулась она.
— Спасибо, — сухо ответил Ханин. А попутчица звонко и переливчато рассмеялась.
— Фигуру боитесь испортить? А я вот не боюсь!
И только тут Димка разглядел, что за фигуру соседке особо опасаться и нечего. Тяжелая грудь у нее не виснет, живот на удивление — плоский и подтянутый. А талия для такого большого тела даже слишком тонка.
— Вы, наверное, спортом занимаетесь? — спросил Димка.
— Нет. Зато встаю не позже шести и бегаю два часа.
— Каждое утро?!
— Каждое утро. Благо у меня рабочий день с десяти…Ниночка недавно закончила институт. Работала библиотекарем. Замуж так и не вышла.
— Не берут! — засмеялась она. И сделала вид, что ужасно этим огорчена.
Говорить с ней было хорошо и просто. Своей массивности она совершенно не стеснялась и вела себя порой как озорная школьница. То и дело вскидывала на Димку влажно блестящие карие глаза, смеялась без причины.
Димка был видным парнем и отдавал себе в этом полный отчет. Он был избалован легкими победами и до сих пор ходил в холостяках. Ханин полагал жениться когда-нибудь на стройной хрупкой блондинке, и он никак не ожидал, что простое вагонное знакомство заведет его так далеко. Сначала Ниночка была ему безразлична, потом стала приятна. А вечером того же дня, выйдя покурить перед сном в тамбур, Димка вдруг понял: она ему нужна… по-настоящему! Его тянуло к Ниночке вопреки всякой логике, крепко и непонятно. Словно его вел кто-то на поводке.
Но Ханин не любил ходить на привязи. И не придумал ничего лучшего, как нахамить попутчице при первом же удобном случае. Тогда поводок порвется — тонок он еще!
Ханин вспомнил о Голосе и спросил Нину:
— Слушай, а как понять: будущее антиномично?
— Это значит, многовариантно.
В ее голосе проскользнула еле заметная снисходительная нотка, и Ханин сказал:
— Ах, мы — умные!
— Да вот!
— Жаль, что не в Уганде родилась. Там была бы в чести.
— Это… почему? — осторожно спросила Нина.
— А там так, чем толще женщина, тем считается знатнее. Принцессы тамошние передвигаются только на четвереньках. А королева и вообще ходить не может!
На круглых щечках Ниночки заполыхали красные пятна. Карие глаза ее потемнели до цвета грозовой тучи, за которой прячется молния. Она нехорошо улыбнулась.
— О-о, а ты — наглый!
И, отвернувшись, добавила вполголоса:
— А я… люблю таких!
…Наутро поезд уже тянулся вдоль благословенного Черноморского побережья, страшно медленно, с частыми остановками, словно испытывая терпение пассажиров. Ниночка смотрела в окно и ахала: синие волы, зеленые рощицы, пестрые палатки, загорелые тела… Ой, как хорошо!
— А давай здесь сойдем! — то и дело хватала она Димку за руку. Бывалый Ханин снисходительно усмехался.
— Успеем. Я поселок хороший знаю. Там и остановимся. Или ты дальше поедешь?
— Нет, нет, я первый раз «дикарем». С провожатым лучше!
И она нечаянно прижалась к Димке, у окна было слишком тесно. Состав дернулся встал.
— Красный горит, — высунулся Димка в открытое настежь окно. — Смотри-ка, люди купаться побежали!
До моря было метров пятьдесят.
— Пошли искупнемся! — блеснула глазами Нина.
— С ума сошла! Да ты куда… останешься же!
И он ринулся за ней в тамбур. Но… с таким же успехом можно было пытаться остановить летящую бомбу.
— Держи! — крикнула Ниночка, и на Ханине повисло ее цветастое платье. Стоя в тамбуре, он смотрел, как она легко бежит… размашисто-плавно перелетая через прибрежные камни. Нина с разбега бросилась в воду, и до Димки долетел се ликующий визг.
— Дура! — с досадой буркнул он.
Поезд плавно тронулся. Нина почти успела добежать… Ханин перегнулся, подал ей руку и рывком втащил в вагон.
— А ты сильный! — засмеялась она. — А я… искупалась!
