захват и, пригнувшись, облапил юношу обеими руками. Как будто клешни легендарного гигантского краба сомкнулись на спине, оторвали от земли, взметнули вверх. Перехватило дыхание. Шагалан отчетливо услышал, как захрустели сминаемые кости. Выжидать было некогда: даже если выдержат ребра, верзила вот-вот швырнет его наземь, а возможно, и сам прыгнет сверху. Запросто получится живая надгробная плита.
Прямо у груди оказалось лицо противника: багровая маска напряжения и злости, разинутый зловонный рот, крохотные искорки глаз. Шагалан, не долго думая, ударил снова – ладонями по ушам, пальцами в глаза, еще раз, затем мощно в приоткрывшееся горло. Клешни дрогнули, распались, юношу вытолкнуло наружу, он еле устоял на ногах. Голопуз шатался, зажав лицо руками и утробно воя. Жадно хватавший ртом воздух Шагалан обернулся, поискал взглядом Ретси или Ряжа – потеху требовалось прекращать, пока не появились жертвы. Тем не менее новый взрыв криков дал понять, что бой продолжается. Шагалан едва успел отклониться от кинувшегося на него врага. Тому вправду здорово перепало – залитое кровью лицо скорее годилось какому-нибудь демону. Подходило оно и по неистовой ярости. Разведчик с трудом избежал перепачканной ладони со скрюченными пальцами, тело сработало само, претворяя в жизнь усвоенные навыки. Скользнул за спину противнику, зацепив по дороге его локоть с шеей, ввел свой вес и порыв в чужое движение, закрутил теряющего опору Голопуза и, совершив почти полный виток, метнул вон. Верзила, слепо переставляя ноги, полетел в толпу, словно гигантский камень, выпущенный из пращи. Люди с криками и визгом брызнули врассыпную. Никто не пожелал удержать беспомощное тело, и оно тяжко врезалось в угол большого стола. Слабый вскрик, грохот посуды, треск… Голопуз мешком сполз на землю.
Все притихли, в испуге разглядывая поверженного великана. Тогда к нему приблизился Шагалан. Рядом тотчас возник Ретси, принялся что-то говорить, но юноша лишь отстранил помеху. Наклонился, наскоро ощупал.
– Ключица сломана, – констатировал, распрямляясь. – И с глазом непорядок.
– Эффектно сработано, – кивнул Ретси. – Хотя и чуточку жестоко, не находишь?
– Могло закончиться еще хуже, я смягчил бросок как сумел. Зачем вообще такое затевать?
Голопуз по-прежнему лежал безжизненной грудой. Ретси крикнул кому-то, несколько человек подняли тело и унесли в темноту. Со всех сторон вновь нарастал гомон.
– Ты сделал то, что следовало, дружище. Защитил свою женщину и показал ватаге свою силу.
– Ну да, – поморщился юноша. – Мы, помнится, обсуждали подобное развитие событий.
– Но сейчас все повернется не так, как ты опасался! Голопуз у нас, мягко сказать, особой любовью не пользуется, и для людей ты отныне чуть ли не герой. Посмотри вокруг!
Шагалан отер рукавом мокрое лицо. Шум кругом впрямь висел нешуточный. Уверенности, что все эти вопли и возгласы приветствуют его победу, не было, однако никакой враждебности в них точно не ощущалось. Некоторые ватажники откровенно смеялись и улыбались ему. Кто-то увлеченно обсуждал с приятелями необычное зрелище.
– Как ты? – подбежала перепуганная Танжина.
Из-за ее спины выглядывал Эркол, помятый и радостный.
– Неплохо. Вот, произвел впечатление, по совету Ретси.
– Дураки! Голопуз – настоящее чудовище, мог запросто убить тебя! Я постоянно ждала какой-нибудь подлости, он мастер на такие штуки.
Шагалан пожал плечами:
– На сей раз не повезло ему, причем крепко.
– Черт с ним! Поделом. Нечего впредь волю рукам давать, скот.
– Да уж, руку он теперь поднимет не скоро. Тебя не сильно задел?
– Ерунда, доставалось и сильнее. Ой, у тебя кровь!
Танжина потянулась к его лбу с платком. В другой раз юноша, непривычный к заботе, беспременно отказался бы от нее, но сейчас это было слишком приятно.
Кто-то сзади позвал Эркола – народу хотелось возобновления веселья.
– Идите к лешему! – огрызнулся музыкант. – Здесь бог знает что творится, а у вас одни танцы на уме. Айда за стол, Шагалан! Разыщем чего-нибудь поесть и выпить, ты, похоже, едва на ногах держишься.
– Глупости! – фыркнул Ретси. – Парень смотрелся молодцом, и сил у него полным-полно. Может, действительно продолжить танцы? У вас с Танжиной это получалось здорово. Покажите-ка еще настоящую удаль!
Женщина кинула на него сердитый взгляд:
– У тебя, Ретси, по сю пору ветер в башке. А тут дело серьезное. – Она тряхнула окровавленным платком. – Человеку помощь нужна. Вы вправе и дальше развлекаться, а я о нем позабочусь. Не возражаешь, Шагалан?
– Ни в коем случае.
Сбоку послышался приглушенный смешок. Донесся он оттуда, где находился Эркол, хотя вряд ли музыкант был причастен – слова Танжины опять ввели его в жалобно-тоскливый ступор.
– Тогда пойдем ко мне. Обопрись на руку, Шагалан, это близко.
Юноша чувствовал себя достаточно уверенно, но не упустил возможности прильнуть к подруге. Вдвоем они двинулись прочь от померкшего костра, к которому уже тащили свежие охапки сучьев.
– Он в надежных руках, – заметил хамаранец. – Девка не оставит беднягу без опеки.
– Ретси, я же просил!… – Эркол скривился, точно от боли.
– Хорошо, хорошо… Не девка, достойнейшая из женщин, светоч морали и духовности, устроит? Лишь бы этот светоч не высосал нашего парня до донышка, знаем… А ты, дружище, все в печали? Брось, девки… и бабы того не заслуживают. Или мы таких не заслуживаем… Эх, разбавим-ка грусть винцом, весельем… а там и своими забавами обеспокоимся.
Танжина привела юношу к длинному бревенчатому дому. Все без исключения многочисленные окна были темны, только над крыльцом тускло мигал огонек фонаря.
– Что, женская казарма? – негромко спросил Шагалан.
– Вроде того, – хихикнули из мрака. – Кажется, мы первыми вернулись с гульбы. Заходи!
Скрипнула дверь, огонек нырнул в тесные сени. Стоило вступить внутрь, как женщина нащупала руку Шагалана и уверенно повлекла дальше. Свет пульсирующего язычка пламени едва достигал ее локтя. Пахло причудливой смесью пыли и разных благовоний. В мельтешении теней юноша разглядел отрезок коридора, череду закрытых дверей по обе стороны. Их целью оказалась третья справа комнатка, имевшая горьковатый запах лаванды, совсем крохотная – три шага на пять, зато богато убранная. Стены и пол в пестрых коврах, на оконце плотная гардина. Почти все пространство занимала кровать с пышным матрасом. Непривычно, неестественно белые простыни – вот что поразило Шагалана с порога. Кровать, словно огромный мягкий сугроб, мерцала в полутьме. Из остальной мебели – только старый кованый сундук в дальнем углу. Рядом с ним к стене была приделана полочка, на которой лежали маленькое надтреснутое зеркало в серебряной оправе, резная пудреница, флаконы темного стекла, гребни и еще какие-то женские штучки.
Пока Шагалан осматривался, Танжина зажгла от фонаря свечу, поставила ее на сундук.
– Садись к свету. Я сейчас принесу воды и обследую твои раны получше.
Юноша протиснулся к изголовью кровати, повозился с любопытным флаконом, неожиданно пахнувшим чем-то по-южному терпким, тронул пальцем притаившуюся в тени иконку. Вернулась Танжина, вдогон за ней из коридора влетел смутный шум.
– Девчонки начали подтягиваться, – объяснила она, потом, поколебавшись, заперла дверь на щеколду. Опустилась на уголок кровати.
– Садись рядом, буду тебя лечить.
В таком обществе Шагалан чувствовал себя более чем здоровым, однако возражать не собирался. Сел очень близко, так близко, как смог. Женщина сделала вид, будто ничего не заметила. Поднесла свечу к самому его лицу и продолжала осмотр, даже когда рука юноши нахально поползла по ее спине. Затем взялась мокрой тряпицей отирать бойцу лоб.
– Слава Всеблагому, и впрямь тут большей частью кровь Голопуза. Тебе же досталась только знатная ссадина. Просто счастливчик!
– Не сомневаюсь в этом, – хрипло подтвердил юноша и привлек ее к себе.