– Я распоряжусь. – Очата двинулся к выходу, вызывая знаками кого-то из толпы.
– Прочим тоже выйти. – Казалось, Кане стремился в большей степени отвлечь Беронбоса от горестных мыслей, нежели освободить зал. – Займитесь этим, сударь. Больному требуется больше воздуха.
Ребята вытекали на улицу медленно, неохотно. Долго топтались у порога, растерянно оглядываясь на смертное ложе любимого учителя. Их перекатывающиеся отточенные мускулы и крепкие кулаки на сей раз пасовали перед неизбежным.
В конце концов в зале остались только Кане, Шагалан и Марика, жена Беронбоса. Женщина время от времени протирала лицо старика мокрой тряпкой, мужчины отступили к окну.
– Он еще придет в себя? – тихо спросил Шагалан.
– Вероятнее всего. – Хардай помолчал, потом добавил, словно размышляя вслух: – Хотя, возможно, лучше бы ему не приходить…
Смысл загадочной фразы Шагалан постиг поздно вечером. Он сидел в одинокой задумчивости рядом с учителем, когда тот с резким всхлипом вдруг дернулся и сел на ложе. Отчаянно выпученные глаза, всклокоченные волосы, широко открытый рот – он явно задыхался в большом пустынном зале. Юноша, в два прыжка подлетев к окну, пронзительно свистнул. Через минуту около больного собрались Кане, Беронбос, Марика и их дочь Ринара. Немалых трудов стоило Очате сдержать в дверях остальных, снаружи теперь доносился обеспокоенный гул. К этому моменту Иигуир обессиленно упал на подушки, непрекращающаяся одышка дополнилась тяжелым кашлем, на губах показалась пена. Осмотрев старика, Кане лишь покачал головой.
Пока женщины оттирали с лица Иигуира липкий пот, Шагалан упрямо размахивал самодельным опахалом из натянутой на ивовый обруч холстины. Безнадежная, но неистовая борьба за жизнь не прерывалась ни на миг. Юноша уже начал уставать, когда приступ наконец пошел на спад, кашель стих, совершенно изможденный Бентанор смог ненадолго забыться. По распоряжению Кане на дежурство у ложа заступил Лансар, а Шагалана хардай отозвал в сторону:
– Привезли местного священника. Бери Скоху и Дайсара, в лагере сопровождайте гостя неотлучно. Считайте это специальным заданием: теперь вы – богобоязненные единотворцы. Постарайтесь, чтобы клирика не шокировало окружающее.
– А как же мессир?! – вскинулся юноша.
– Не волнуйся, друг мой, здесь хватит заботливых рук. Как только он проснется, спросим об исповеднике. Чужие уши, конечно… однако, мыслю, без их участия господину Иигуиру душевного покоя не получить. А уж в последнюю-то минуту он его точно заслужил.
На улице темнело, малиновые отсветы заката утопали за лесом, открывая дорогу силам ночи. Церковника нашли у заставы на въезде в лагерь. Полнотелый мужчина средних лет в простой серой рясе неподвижно сидел на таком же упитанном муле. С боков их поджимали два поселенца: Керман и Гош, державшие своих коней под уздцы. Все движения священника заключались в непрерывном разворачивании головы от одного безмолвного, мрачно-ледяного спутника к другому.
– Похоже, милейший пастырь здорово перетрусил, – шепнул Шагалан Дайсару, приближаясь к заставе. – Работаем, братцы…
Столь пылкое почтение не всегда, пожалуй, достается и епископам. Священник даже оторопел от резкого поворота дела, но вскоре оправился, чинно сполз с седла и по-отечески благословил свою боголюбивую паству. Пропустив товарищей к руке служителя Церкви, Шагалан аккуратно отпихнул в густеющие потемки его суровых стражей.
– И на черта вы расшаркиваетесь перед этим надутым каплуном? – беззлобно буркнул Керман.
– Валите, валите, ребята, – прошипел Шагалан, тесня его спиной. – И остальным скажите, чтоб не попадались на дороге. Кроме нас больше расшаркиваться некому.
– Часто посещаете церковь, дети мои? – Священник успел совсем размякнуть. – Я не замечал вас у себя.
– Мы лишь бедные сироты, изгнанные со своей родины, святой отец, – весьма натурально сетовал Скоха, меняя классический валестийский на диалект северных земель. – Все время и силы уходят на то, чтобы хоть как-то свести концы с концами. В поте лица добывая себе пропитание, мы, к прискорбию, действительно редко посещаем Храм Божий.
– Тем не менее всегда спешим при первой же возможности причаститься святых даров… – поддакивал Дайсар, – однако по преимуществу в… соседней с вашей деревне.
– Похвально, дети мои, – расплылся в улыбке священник. – Рад буду увидеть вас и на своей службе. Почаще припадайте к чистому роднику матери Церкви, это поможет утвердиться в вере и пережить нынешние нелегкие дни.
– А теперь еще ужасное горе, святой отец. – Скоха предпочел переменить тему. – Мессир Иигуир, наш наставник как в светских, так и в духовных делах, покидает нас. Мы просто в отчаянии!
– Крепись, сын мой, все в руках Творца. Любой из нас рано или поздно предстанет на Его суд. У господина же Иигуира за плечами славная жизнь, удивительная не только свершениями, но и продолжительностью. Немногим Всевышний отпускает столь долгий век.
– Вы тоже наслышаны об учителе?
– Безусловно, сын мой. Один собор Святого Гемлиса Орхенского в Амиарте обессмертил бы его имя. Правда, я что-то слышал и о разногласиях с иерархами Гердонеза… Впрочем, ведь господин Иигуир остался преданным единотворцем, не так ли? Огромная честь для скромного сельского священника быть духовником незаурядного человека…
Под этот разговор они приблизились к Залу Собраний. У входа толпилось едва ли не все население лагеря, глухой гул выдавал накал общих чувств. При виде зловещего гостя глум чуть стих, тесные ряды раздвинулись, образовав узкий коридор до самых дверей. Священник, распираемый гордостью от важности выпавшей на его долю миссии и преклонения окружающих, прошествовал, щедро одаривая направо и налево благословениями примерную паству. То ли сказалась его погруженность в собственные грезы, то ли – плотная опека разведчиков, а может, и неверные блики редких факелов, но он так и не заметил, что на его величественные пассы почти никто не отреагировал.
В дверях Шагалан остановился, быстро глянул внутрь:
– Можете начинать, святой отец. Мы подождем на улице.
Пока набожные Марика с дочерью раскланивались со священником, Кане бесшумной тенью проскользнул за порог. Здесь его догнал Шагалан:
– Как он?
– Проснулся в ясном сознании, хотя очень слаб.
– Я тут подумал, учитель… – Юноша промедлил. – Мессиру Иигуиру ведь предстоит исповедовать все совершенные грехи… Не окажется ли церковник посвященным в наши планы? Боюсь, мессир до сих пор считает свою затею пускай и вынужденным, но богопротивным поступком.
– Передачу воспитания невинных отроков в руки безбожников? – усмехнулся мастер. – Весьма вероятно. Что ж теперь? Неужели предлагаешь прирезать святого отца?
Юноша посмотрел серьезно:
– Нет, лишнее. Он представляется человеком не слишком умным, но вполне преданным своему долгу, тайну исповеди, скорее всего, сохранит. Другой вопрос, если кто-то целенаправленно пожелает выдавить из него сведения…
– Потерпим чуток, Шагалан. Полагаю, едва гость выйдет, как тотчас развеет сомнения. Следом зайдешь ты.
Ждать пришлось изрядно. Наконец одна из створок дверей, скрипнув, приоткрылась, показался священник. Весь взъерошенный, растерянный и даже испуганный, то и дело отирая с лица пот, он невидящими глазами озирался вокруг. Кане и Шагалан многозначительно переглянулись.
– Дайсар! – позвал хардай негромко. – Вы со Скохой проводите святого отца до самой деревни. Время уже слишком позднее для одиноких путников.
Еще больше понизив голос, добавил:
– Возьмите у Беронбоса пару золотых на пожертвования. И постарайтесь по дороге убедить церковника в своем глубинном тяготении к вере предков. Она пробивается в ваших душах сквозь все чары и заблуждения воспитателей, ясно? Только сыграйте искренне, вдохновенно. Пускай теперь почувствует себя
