Практически на следующий день Филатов написал ответ, который губенковцы размножили и в трех экземплярах повесили в театре на всеобщее обозрение. Причем, чтобы его никто не сорвал, они густо намазали эти листки клеем, чуть ли не «Моментом». Приведу отрывок из этого текста:
«…В своем обращении к народу Вы пишете: «Не поддавайтесь на провокации отдельных нечестивцев…» Ну во-первых, нельзя сказать, что Вы – большой скромняга. С таким обращением мог бы выступить как минимум Александр Невский, и то накануне Чудского озера. А во-вторых, кто эти «нечестивцы»? Поди, те же евреи?.. Или все-таки литовцы?.. Или коммунисты, тайно возглавляемые Лигачевым?.. Не лукавьте, Валерий Сергеевич, назовите их по именам. Глядишь, и разговор пойдет более серьезный. И в-третьих. Поскольку Вы клеймите «нечестивцев», надо полагать, Вы считаете себя человеком чести… А можно поинтересоваться, кто Вам это сказал?.. Вы проводили опрос на территории России?.. Так и хочется спросить: «Вы это серьезно?..»
Но если это серьезно, то я скажу всерьез: я Вам завидую, Валерий Сергеевич! Завидую Вашей наглости. Вашей отваге. Вашей глупости, наконец. Вы раскованны, как кошка. Вам даже не страшно, что Вас наблюдают миллионы неглупых глаз…
Вы заканчиваете свое последнее литературное произведение патетическим криком: «Что дети скажут?..» Ох, пораньше бы Вам задуматься на эту тему, Валерий Сергеевич!.. Лично я знаю, что скажут о Вас Ваши дети. Во всяком случае, один из них, которого я воспитываю. Но пересказывать не буду. Спросите сами…
С кем Вы воюете?.. Кого и от кого защищаете?.. Вы же верующий человек. Ну, спросят Вас на Страшном суде: «Где твой брат Авель?» Что Вы ответите?.. «Я не сторож брату моему»?..
Скорее всего, так и ответите. Вы и на Страшный суд явитесь с удостоверением Народного артиста Российской Федерации. Как в былые времена в райком. Но Господу ведь все равно – Народный Вы или нет, артист или сантехник.
При том, что я Вам завидую, мне Вас еще и жаль. Жаль глубоко и всерьез. Я даже не знаю, что пронзительнее – зависть или жалость?
С одной стороны, конечно, занятно прожить жизнь таким незамысловатым прохвостом, как Вы, а с другой стороны – ввиду наличия Господа Бога, – небезопасно. Светского способа спастись я не знаю. Может быть, помыться в бане и немножко подумать?.. А?.. С уважением (хоть Вы и не поверите), Ваш Леонид Филатов…»
Золотухин поначалу не хотел вступать в полемику с Филатовым, поскольку решил, что его коллега написал письмо сгоряча, что он одумается. Но тот молчал. И тогда Золотухин решился написать ответ. На календаре было 4 октября. Вывешивать свое письмо на стенде объявлений в театре Золотухин не стал (об этом его попросил сын Денис), а отправил почтой. В нем значилось следующее:
«Посеешь поступок – пожнешь привычку. Посеешь привычку – пожнешь характер. Посеешь характер – пожнешь судьбу. Эпиграф. Леонид Алексеевич! Месяц я ждал извинения от Вас, оно не последовало. Видимо, раскаяние чуждо Вашей природе или не хватает мужества. Напомню Вам слова, сказанные Вами Галине Волгиной несколько лет назад: «Он – бездарь. Местечковый режиссер. Он поссорил актеров Театра на Таганке и лишил заработка мою жену. Единственное, чего я хочу, чего я жажду, – его смерти, его физической смерти. А как художник – он давно труп».
Через несколько месяцев после этого разговора Эфроса действительно не стало. Боже меня упаси приписывать Вам смертный грех – трагически сошлось. Мы все в той или иной степени повинны в безвременной кончине Мастера. Но то, что Вы не весьма разборчивы в выборе слов и действий для достижения Вашей сиюминутной цели, – факт. Теперь Вы возглавили тяжбу с Любимовым. Завидная последовательность. Урок Эфроса не пошел Вам впрок. Вы даете оценку художественному потенциалу Любимова, в печати появляются рассуждения Ваши – «каким он был, каким он стал» и т. д. По рангу ли, Леонид Алексеевич? «Я возмущена этой падалью!» – воскликнула старейшая актриса нашего театра, прочитав Ваше открытое письмо. «Словесные изгаляния… злые выпады… из меня Павлика Морозова сделать не удастся», – сказал мой сын, к мнению которого Вы апеллируете.
Свою оценку Вашему письму я не стану давать, она лежит за гранью словесных определений. Надеюсь, вы улавливаете аллегорию? Зачем Вы впутываете моего сына в этот публичный блудословесный турнир? Ведь мы с Вами держали уговор быть как можно более бережливыми друг к другу в этом деликатном пункте. И вдруг Вы таким безобразным способом нарушаете наши условия. Не навязывайте моим детям Ваше отношение ко мне. Они сами разберутся, кто есть кто. В моем коротком обращении «Всем! Всем! Всем!» не содержится каких-либо личных, пофамильных выпадов. Зачем же Вы затеяли этот «частный детектив»? Ни в одном интервью я не позволял себе обидных или оскорбительных слов в Ваш адрес, помня, что «ничего нет тайного, что бы ни сделалось явным».
Как ни странно, но продолжать эпистолярную полемику Филатов не стал. Но она все равно стала достоянием гласности и долго потом гуляла по театральным кругам, будоража общественность. О накале страстей в этой истории говорит хотя бы такой факт: сын Золотухина Денис, почитав эти письма, сначала принял сторону Филатова и решил взять его фамилию. Но затем, после встречи с отцом, вовремя одумался и остался Золотухиным.
Кстати, по гороскопу Денис (Близнецы-Петух) лучше гармонировал с отцом (Близнецы-Змея), чем с Филатовым (Козерог-Собака), поскольку здесь был замешан «вектор» – Петух является «хозяином» Собаки. Об этом же говорит и то, что Денис пошел против воли своего отчима (вполне закономерное явление в отношениях «хозяин» – «слуга»): в те самые летние дни 92-го он решил бросить ВГИК и уйти… в религию, надумав рукополагаться и поступить в духовную семинарию. Для Филатова, который любил Дениса, как родного сына, подобный кульбит явился полной неожиданностью. Причем трудно было сказать, что его шокировало больше: нежелание Дениса пойти по стопам его родителей или же его увлечение религией.
Между тем к этому шагу Денис пришел не спонтанно. Еще в 1977 году, когда ему было восемь лет, его тайно крестили. Причем не в Москве, а в Загорске (Сергиевом Посаде), поскольку родители боялись огласки. Этот крестик Денис носил на теле все время, и с возрастом этот предмет для него из сувенира превращался в нечто большее. А когда Денис вернулся из армии и окунулся в дикий капитализм ельцинского розлива, именно этот крестик стал для него той спасительной соломинкой, которая помогла ему спасти собственную душу.
Вспоминает Д. Золотухин: «Был один момент, который очень сильно подвиг меня уйти в церковь и бросить ВГИК. Мы делали этюд, и нам нужны были кровати – железные скрипучие кровати. Кто-то сказал, что в интернате есть списанные. Ну, мы пошли и стырили их. А нас заловили. Было так стыдно, что я сказал: попомните мое слово, я уйду отсюда. Если кино делается таким способом, что приходится воровать… Я тогда уже верующим был, ходил в церковь…»
Несмотря на все старания Филатова уговорить Дениса не бросать ВГИК, тот его не послушал. Филатов смирился с этим не сразу, а только по прошествии определенного времени.
В декабре свет увидело решение президиума Моссовета о том, чтобы «Таганку» разделить (так на свет появятся две «Таганки: любимовская и губенковская под названием «Содружество актеров Таганки»). Когда об этом узнал Любимов, он стал подумывать о том, чтобы вообще закрыть этот театр. Но как это сделать, он не знал. Горечь от тех дней режиссеру скрасил его старший сын Никита, который в середине января 1993 года родил отцу внука. Плюс спасала работа: Любимов репетировал настольную книгу либеральной интеллигенции роман «Доктор Живаго».
Филатов тоже без дела не сидел – играл в «Игроках-XXI» и разъезжал по стране с гастролями: читал свои пародии и стихи разных лет. Но чаще всего его просили прочитать «Федота-стрельца», поскольку сюжет этой сказки хорошо ложился на то, что происходило в те дни в России. Единственно подкачал финал: в сказке он был «хеппи-эндовый», а в реальной российской действительности никакого «хеппи-энда» не наблюдалось. Более того, дело шло к кровавой развязке.
Киношная карьера Филатова явно застопорилась, поскольку то, что предлагали Филатову режиссеры постсоветского кино, оставляло желать лучшего: какие-то мафиози, коррупционеры, прожженные любовники и т. д. Поэтому от большинства подобных предложений Филатов отказывался. Согласился он только дважды: в 1992 году принял предложение режиссера Алексея Рудакова и снялся в эпизодической роли в криминальной мелодраме «Алиса и букинист», а также год спустя снялся в главной роли у Эфраима Севелы «Благотворительный бал», где его партнершей была Кристина Орбакайте. Это была драматическая
