— Кажется, это убийство не требует разглашения.
— Ты права, дорогая.
— Зачем ты перенес место встречи? И так неожиданно?
— Чтобы избавиться от лишних свидетелей. Погиб Лакута, а мог и я.
— Неужели?
— Если хочешь знать, у меня была большая сумма.
— Которую передал пану Зиновию?
Рутковский решил не таиться от Луцкой: все равно узнает.
— Грабители могли напасть на меня, потому и перенес встречу в «Зеленый попугай».
— И об этом знали только Лакута, я и...
— И еще двое?
— Да.
— И этих двоих сейчас нет в Мюнхене?
— Конечно. А сколько они?..
— Шестьдесят тысяч!
— Марок?
— Долларов.
— Ого!
— Видишь, они знали больше тебя.
Лицо Луцкой исказилось от злости — Рутковский впервые увидел ее некрасивой.
— Никуда они не денутся, — сказала уверенно. — Мы накажем их. А пан Зиновий!.. Боже мой, притворялся идейным борцом, а сам — за шестьдесят тысяч... Что продал тебе?
— Откуда у меня шестьдесят тысяч?
— Кому же?
— Можешь спросить у господина Лодзена.
— Американцам?
— Кто же еще может платить такие деньги?
Луцкая на миг задумалась.
— Американцы даром не платят, — ответила наконец, и Рутковский подумал, что она совсем не оригинальна. — Так что же могло быть у Лакуты?
Максим только пожал плечами, и Луцкая сказала с горечью:
— Все вокруг продается, боже мой, нет ничего святого! — Она хотела что-то добавить, но Иванна принесла поднос с кофейником.
— Звонил Юрий, — сообщила, — сейчас приедет.
Сенишин приехал и в самом деле очень скоро. Надел домашнюю куртку, налил себе рюмку коньяку.
— Сидите как на поминках, — заметил.
— Поминки и есть, — подтвердила Луцкая.
— Ты о Лакуте?
— Да.
Юрий понимающе взглянул на Рутковского.
— Теперь мне ясно... — начал многозначительно, но, увидев предостерегающий жест Максима, осекся.
— Что? — мимо внимания Стефании не прошло замешательство Юрия.
— Что нужно быть предельно осторожным.
— Открыл Америку, — махнула рукой Иванна. — Чтобы я не видела у тебя наличных денег!
— А ты как можно реже надевай свои драгоценности.
— И это называется драгоценностями? — возбужденно выкрикнула Иванна. — Два перстня и жемчужное ожерелье!
— Знаешь, сколько стоит одно ожерелье?
— И знать не хочу.
Луцкая презрительно скривила губы. Она не признавала почти никаких украшений и носила только скромный перстень с дешевым камешком. Юрий заметил гримасу Стефы и перевел разговор на другое:
— Сегодня у нас обедал сам пан Ярослав.
Сенишин не был лишен честолюбия и пыжился, когда в ресторане обедал или ужинал кто-нибудь из знаменитостей. Но разве Стецько такая фигура, чтобы гордиться его посещением?
— И он заплатил за обед? — язвительно отозвалась Иванна. — Всегда делает вид, что забыл кошелек, а потом дудки.
— И на этот раз... — вздохнул Юрий. — Да не обеднеем.
— А заказывает все лучшее: черную икру, осетрину...
— Ну хватит! — поднял руки Сенишин. — Я послал ему счет.
— Девяносто девятый? И каждый не оплачен.
— Не преувеличивай.
— Это я преувеличиваю! — рассердилась Иванна. — Так вот, в следующий раз, если не заплатит, вызову полицию.
— Надеюсь, до этого не дойдет, — успокоил ее Юрий и повернулся к Стефе: — Извини, что о твоем шефе...
Луцкая только рукой махнула.
— Вот видишь, — не выдержала Иванна, — если уж Стефа!..
— Мы приятно поговорили, — попробовал перевести разговор в другое русло Юрий. — И знаете — новость: на днях прилетает из Штатов пан Щупак.
— Модест Щупак? Хромой дьявол? — переспросила Луцкая.
— Вы знаете его?
— Конечно.
Рутковский насторожился. Он слышал о Щупаке: тот был одним из помощников руководителя службы безопасности УПА Николая Лебедя. После войны Лебедь осел в Соединенных Штатах, а Щупак пригрелся около него.
— Кто такой пан Модест? — спросил нарочито небрежно.
— О-о, это умный человек, — заверил Юрий.
— Да, он даром не прилетит, — процедила сквозь зубы Стефания. — Что-то пронюхали угаверовцы.
Рутковский подумал, что неожиданное посещение Щупаком Мюнхена, возможно, связано со списками Лакуты, но не придал этому большого значения. Дело считал для себя законченным — собственно, должен позвонить только Лодзену, желательно сейчас, а на втором этаже есть телефон. Воспользовавшись тем, что Иванна со Стефой начали листать какие-то богато иллюстрированные парижские журналы мод, а Юрий пошел в сад, быстро поднялся на второй этаж. Прикрыл за собой дверь и набрал номер Лодзена. К счастью, полковник был дома. Выслушав Рутковского, ответил кратко:
— О’кэй, пан Максим, новость действительно неприятная, но все в наших руках. Не волнуйтесь.
Иванна со Стефой даже не заметили отсутствия Максима. Он подсел к ним — почему бы и ему не полюбоваться парижскими красотками в современных туалетах?
Луцкая жила в маленькой однокомнатной квартире потемневшего от времени дома. В комнате стояла широкая тахта, сервант, шкаф и кресло. Еще тумбочка с магнитофоном.
Рутковский сидел на тахте, подложив под бок подушку, и смотрел, как хлопочет Стефа. Ему всегда было приятно наблюдать за нею: двигалась не спеша и в то же время как-то осмысленно, не делала лишних движений, не суетилась, как большинство женщин, казалось, что все в ней, даже движения, подчинены какой-то высшей цели.
Стояло субботнее утро, собирались поехать в горы — Рутковский однажды набрел на небольшую речку, где ловилась форель: уже поймал полдесятка рыб, в тот раз они со Стефой, насадив форель на
