Она подумала и покачала головой:
— Нет, фонарь мутный и, знаете, тени...
— Вы сказали: выскочил парень. Значит, видели его. Или как определили возраст?
Старушка засмеялась.
— Должно быть, я потому так сказала, что ожидала увидеть девушку. Знаете, на таких роскошных «Волгах» девушки очень любят кататься. Я и подумала...
— Мужчина, который вышел к машине, был без пальто и шляпы?
— Кто же сейчас ходит в пальто? Это мы уже старые косточки греем, а молодые...
— Молодые? Стало быть, это был все же молодой человек?
— Конечно, молодой. Я же говорила: молодой человек.
— Почему вы так считаете?
— Ну, знаете, я еще могу отличить парня от солидного мужчины. Фигура и походка, да, походка у молодых совсем иная. Чувствуется легкость.
— Простите, Виктория Анатольевна, вы в театре не работали? — полюбопытствовал майор.
— Откуда вы знаете?
— Так, догадался...
Старушка выпрямилась на скамейке. С горечью сказала:
— В моем возрасте еще играют. И вообще актер должен умереть на сцене. Но теперь не театры, а... — махнула она рукой.
— Интриги? — неопределенно протянул Хаблак.
— И не говорите: знаете, что такое театр!..
Майор знал, этот разговор может оказаться бесконечным. Решительно перебил:
— В каком костюме был парень: светлом или темном?
Виктория Анатольевна покачала головой:
— Трудно сказать. В темноте да еще издали... Вечером все кажется темным.
— Что-нибудь держал в руках — портфель, сумку?
— Нет.
— Прошу вас подумать, это очень важно.
— А что мне думать? Махал рукой и спешил, шагал быстро.
— И ничего не прятал под пиджаком? Она усмехнулась с откровенной издевкой:
— Как можно заметить?
Майор показал, как прижимают рукой что-нибудь, когда стараются спрятать под одеждой от посторонних глаз. Старушка закрыла глаза.
— Нет, — твердо ответила она, — не возьму греха на душу. Может, что-нибудь и нес...
— И передал водителю «Волги»? — вмешался лейтенант. — Случайно не заметили?
— Ну что вы, милый! Видите, какое расстояние. Да и кусты сирени заслоняют.
Майор подумал, что этой наблюдательной бывшей актрисе надо показать Власюка. Может, и опознает. А то, что с водителем белой «Волги» общался редактор Власюк, у Хаблака сомнений не вызывало.
Уточнил:
— Он был высокий?
— Выше среднего роста.
— Точно, — улыбнулся майор, — выше среднего и худой.
— Откуда вы знаете? — Она посмотрела на него настороженно.
— Не знаю, я догадываюсь.
— А-а... — махнула рукой Виктория Анатольевна. — Шутите...
— В нашей работе шутки противопоказаны, — вполне серьезно ответил майор. — Кроме этого парня, никто оттуда не выходил?
— Не знаю. «Волга» двинулась, а мы с Катрусей пошли на улицу.
— Спасибо вам, Виктория Анатольевна, вероятно, мы еще вас побеспокоим. Не возражаете?
— Что вы, заходите, всегда рады, мы живем в восьмой квартире, лейтенант уже записал.
Хаблак положил Зозуле руку на плечо. Конечно, записал, не мог не записать — молодец лейтенант, нашел такого ценного свидетеля. Интересно, что скажет вторая женщина?
Майор поклонился Старицкой, подумав, что с такой театральной фамилией можно было бы еще поработать на сцене, не говоря уже о совсем не старческой энергии Виктории Анатольевны.
Шел, пропустив вперед Зозулю, и ощущал на спине взгляд старухи — цепкий, оценивающий.
«Как теперь запоет Власюк? — думал он. — Немного погодя мы покажем его Старицкой, сейчас побеседуем с другой свидетельницей, а потом уже и с Власюком. Как вы сейчас поведете себя, уважаемый Андрий Витальевич?»
Новая свидетельница, Евгения Яковлевна Лиходид, жила в том же доме, что и Старицкая, — на четвертом этаже в однокомнатной квартире. Она рассказала об этом сразу, подчеркнув, что получает персональную пенсию и имеет право на многие льготы, а эту квартиру ей дали, когда она еще работала заместителем директора фирмы «Утро» — кто в Киеве не знает фирму «Утро», нет услуг, которых бы не оказывала эта фирма, а Евгения Яковлевна основала ее.
Она явно изнемогала от вынужденного безделья. Хаблак заметил это и едва удержался от легкомыслия — хотел посоветовать хозяйке квартиры и сейчас помочь фирме и принять участие в обслуживании населения — нянчить детей или убирать помещения, но вовремя одернул себя: персональная пенсионерка была преисполнена собственного достоинства, могла и обидеться.
Подошел к распахнутому окну, через которое Лиходид заметила белую «Волгу». Действительно, место стоянки машины просматривалось неплохо. Спросил у женщины:
— Где стояла «Волга», которую вы видели вчера вечером?
Евгения Яковлевна перегнулась через подоконник, внимательно огляделась, будто видела все впервые, и только после этого указала на кусты сирени:
— Вон там, возле угла издательства.
— Номера не заметили?
— Отсюда не видно. Да и темно было.
— Белая «Волга?»
— Да. Когда-то я ездила точно на такой же. Даже подумала: Иван Васильевич заглянул. Новый директор фирмы, — пояснила она. — Да кому я нужна теперь? Когда-то мы уважали ветеранов, открытки писали и подарки покупали, а что он, тридцатилетний, понимает? Одним словом — молодежь...
Майор не совсем разделял такое отношение Евгении Яковлевны к современной молодежи, его самого в управлении еще называли «молодым кадром», но спорить не стал. Лишь подумал, что ему сегодня везет на свидетелей — обе женщины при внешней абсолютной несхожести чем-то были все же сходны друг с другом, вероятно, недовольством нынешней судьбой и неизрасходованной энергией — Старицкая хоть нянчила внучку, Евгения Яковлевна живет одна, а что может быть горше одиноких вечеров в пустой квартире на старости лет?
Хаблак быстро выяснил, что белая «Волга» действительно, как утверждала и Старицкая, подъехала около восьми часов и исчезла минут через пятнадцать. Правда, Евгения Яковлевна не видела парня, общавшегося с шофером, вспомнила, что в это время переодевалась: она все-таки подумала, что к ней заглянул нынешний директор «Утра», а какая женщина, даже в годах, захочет показаться на людях в домашнем халате? Тем более что Лиходид, невзирая на свои шестьдесят с лишним, еще подкрашивала губы и брови.
Собственно, встреча с Евгенией Яковлевной не прибавила ничего нового к уже известному Хаблаку, но то, что Лиходид видела, как отъезжала «Волга», и запомнила, что это произошло за несколько минут до восьми, имело очень большое значение и укрепило намерение майора сразу поговорить с редактором Власюком. И не просто так, как вчера в издательстве, а в официальной обстановке в управлении.
Майор послал за Власюком Зозулю, а сам поехал в уголовный розыск.
Вчера Хаблак завидовал американским джинсам Власюка и желтой кожаной куртке, сегодня же тот появился в вельветовой «тройке» темно-зеленого цвета и таких же туфлях, несколько более светлых, но,
