каноническом сборнике Римской церкви — Codex juris canonici (С. 1013), а современные католические богословы другие цели брака считают лишь следствием этой главной и, в сущности, единственной цели. Главная цель брака, то есть рождение детей, пишет один из них, настолько существенна, что, если она исключена, брак не может осуществиться. Вся моральная преданность супругов есть не что иное, как средство для этой цели. Кроме этой цели могут быть и другие, второстепенные цели: взаимная помощь и избавление от страстности, но и то и другое лишь следствия главной цели брака— деторождения. Тесное единение, которое производит первая и собственная цель брака, имеет своим следствием, что муж и жена должны помогать друг другу и любить друг друга как самих себя [33] .
Это воззрение отразилось и в законодательстве некоторых европейских государств. Например, «Ргеussiches Landrecht» гласит: «Die Hauptzweck der Ehe ist die Erzeugung und Erziehung der Kinder» («Главная цель брака есть рождение и воспитание детей») [34].
Близко стоит к этому воззрению так называемая Copula-theorie, по которой главная цель брака— родовые сношения. Эту теорию развивает Кант, дающий такое определение брака: «Брак есть союз двух лиц разного пола с целью пожизненного взаимного пользования их половыми особенностями» [35].
Защищают ее и некоторые католические (например, Фрейзен) [36] и протестантские (например, Зом) [37] богословы, что вполне естественно, так как зачатие и рождение как чисто физиологические процессы от воли человека не зависят, и потому говорить о потомстве как главной цели брака — это значит, в сущности, защищать Copula-theorie.
У некоторых социологов Copula-theorie на исторической почве принимает форму так называемой теории промисквитета, по которой первоначально брак имел форму случайных половых связей между мужчиной и женщиной. Эту теорию защищают, например, Морган [38], Макс Ленен [39], Леббок [40] и др.
Быть может, самую блестящую и убедительную защиту реалистической теории дает Шопенгауэр в своей «Метафизике половой любви».
В половой жизни Шопенгауэр видит борьбу за существование, но не индивидуума, а рода. Большое значение жизни рода в сравнении с жизнью индивидуума заставляет последнего во имя целей рода жертвовать своими интересами и даже жизнью, в чем и заключается источник трагического в половой любви.
Наряду с этой реалистической теорией, в истории человеческой мысли столь же устойчива другая, идеалистическая теория, которая видит источник половой жизни, и в частности брака, не в стремлении организмов к сохранению своего существования в роде, а в другом, более высоком стремлении органического мира — стремлении к развитию, совершенствованию, к полноте бытия. Оба эти основные стремления не только не тождественны, но иногда и противоречат друг другу. В борьбе за существование успевают вовсе не более развитые и совершенные организмы, а те, которые лучше приспособлены к окружающей среде. Наиболее примитивные организмы имеют более продолжительное существование в качестве рода.
На севере вымерли мамонты, но остались мхи и лишайники. Уэллс в конце своей фантастической «Машины времени» рисует грустную будущность, через миллионы лет грозящую Земле, когда останутся только примитивные пузыри, плавающие в море при зловещих лучах потухающего медно-красного солнца.
И вот объяснение брака как стремления к совершенству, к полноте Бытия мы находим уже на первых страницах Библии, объясняющей творение жены стремлением Адама получить себе восполнение. Эту теорию мы находим и в распространенном почти всюду сказании о творении человека как андрогина. Эту идею находим мы и в древнегреческих брачных обрядах и мистериях, в частности, в наименовании брака
«Люди еще не уразумели как следует силу Эроса, — говорит Аристофан в «Пире». — Между богами Эрос — это наилучший друг людей. Он для людей и помощник и целитель, и от его лекарства для человечества настанет величайшее счастье...» Затем, изложив миф об андрогине, Аристофан делает вывод:
«Поэтому всякий ищет свою половину, которая ему соответствует...» Причина этого заключается в том, что наша изначальная природа была такова и что мы были целыми. Это стремление и искание целого и называется любовью. И ранее мы были едины, но бог разделил нас из-за неправды. Если мы примиримся и сдружимся с богом, мы найдем и получим того, кого любили. Эрос, если мы будем богобоязненны, сделает нас счастливыми и блаженными, возвратив нам прежнюю природу и излечив нас».
В христианскую эпоху, когда реалистическая теория завладела Западом, идеалистическая получила господство на Востоке. Особенно подробно развивает ее корифей православного богословия святитель Иоанн Златоуст в период наибольшего расцвета своего таланта. «Тот, кто не соединен узами брака, — пишет он, — не представляет собой целого, а лишь половину. Мужчина и женщина не два человека, а один человек» [43]. «Свойство любви таково, что любящий и любимый составляют не двух разделенных, а одного какого-то человека» [44]. Эта теория включена и в официальные восточные канонические сборники. Эклога 740 года определяет брак как соединение двух лиц в одной плоти, в одном существе. Вместе с Эклогой это определение попало и в славянскую Кормчую [45]. Вальсамон определяет брак как «соединение мужа и жены в одно существо, в одного человека с одной душой, но в двух лицах» [46] и делает отсюда вывод в отношении способа исчисления брачных степеней.
На этой точке зрения стоят и другие многочисленные канонические памятники Православной Церкви, усвоившие, как наилучшее, знаменитое Модестиновское определение брака, рассматривающее брак как всестороннее и полное объединение супругов, но вовсе не упоминающее о рождении [47].
Если же иногда мы имеем в православных памятниках указание на рождение детей как цель брака, то, во-первых, цель эта не является здесь основной и главной [48] , а во-вторых, мы имеем здесь обычное позднее заимствование из памятников западных. Таково, например, определение брака в 50-й (51) главе Кормчей книги [49], точно переведенное из римского катехизиса 1566 г. [50], или в катехизисе митрополита Филарета, взятое из Беллярмина [51].
Ту же идеалистическую теорию мы находим у немецких философов-идеалистов. Фихте определяет брак как «полное соединение в одно бытие двух лиц разного пола» [52] .
Подобное определение находим у Гегеля и Шлей-ермахера. Гегель говорит о субстанциональном слиянии в браке двух личностей (Personlichkeiten) в одно лицо (Person). Это субстанциальное единство служит основанием для моральных и частно-правовых последствий брака [53].
О взаимном восполнении как основной цели брака, в котором два лица соединяются в одну волю и даже в одно существо, пишет и Шлейермахер.
Итак, оба взгляда представлены достаточно авторитетно на протяжении длинного ряда веков. Какой же из них нужно считать правильным? Вопрос этот имеет не только глубокий философский, но и крупнейший практический интерес.
Пусть наше поведение не всегда отвечает нашим воззрениям, все же наши воззрения — это тот компас, который определяет общую линию нашего поведения, и потому тот или иной взгляд на цель брака
