самогон высших номенклатур. Явно не врёт'.
'Уксусников. Особый контроль за психическим состоянием, выявление склонных. Тихо, мягко, поглядывать. Чаще заходить к новеньким, согласовать с медиками, чтобы не было разнобоя, вести базу'.
'Бани на запуске. Простыни и еще раз простыни! Полотенца. Лагутина предлагает график, но в отделения 'недо-сауна' — тоже талоны. Сговорились с электриком? Зарождение товарно-денежных? Найти экономиста-финансиста. Архиважно! Скоро будет нужна валюта с выходом вовне. Намерен торговать и оказывать уникальные услуги (какие? наметить). Мне нужна валюта — должна стать лучшей в этом мире. Как? Схема, план, этапы'.
'Лагутина. Проработка первичного КЗОТ в части поощрений и наказаний. Отказники — перевод на другую работу, вакансий больше, чем можно представить. Дать людям понимание, что можно лепить из себя кого хочешь, хоть лётчиком будь, если умеешь. Поощрения — подавать списки индивидуальных заказов по мелочам, что хочешь, но в разуме. Злостным: выселки на срок? Сразу к чёртовый матери за реку с мешком сухарей?'
Пятый день пошёл.
Я сижу в раскладном туристически-пикниковом кресле. Глубоком матерчатом. В подстаканнике парит кофе. Мягко и кайфово. По-хамски себе выписал, ибо Главный. Ну, вы уже знаете мои взгляды на этот вопрос. Да лёгкие они, я еще три штуки приготовил для начальников: Бероеву, Лагутиной и Зенгер. И что вы думаете? Обрадовались, правда, Бероев поставил свой в дежурке, теперь приходит туда и сидит.
Отдыхаю после сельхозработ. Сельхозработы пока варварские, ручной египетский труд, но работали все, кто не на сменах. Сам же обязал всех без исключения отдавать часть рабочего и личного времени созидательному труду, ныне это 'посевная на макушке', как говорит агроном. Начали вдумчиво прочёсывать всех тех, кого в суматохе записали как 'работник сводного хозяйственного отряда' — нашли спецов. Вот и вышел я с утра в поля, вместо тренажёра. Чувствую, что совершил непростительную, хотя и политически оправданную ошибку — всё болит. Ну его, это надувное бревно, буду отмазываться сам у себя. Если получится, Сотников строгий.
Через открытое окно гостиной слышна суета у распахнутых ворот замка. Принимают новеньких. За два последних дня мы увеличились на девятнадцать человек, пришли три большие крестьянские семьи. Вот и еще кого-то привели, люди прочитали, пошли на магнит. Это еще далеко не Империя, до того плыть да плыть, но они, наверное, что-то такое чувствуют. Потому и идут к нам.
И будут приходить.
Глава 8
Крепко отличается жизнь сталкера книжного да игрового от реальной работы попавшего на такую должность здесь. В первом случае на огрызке ландшафта квадратиком 10 на 10 км. действует толпа романтических отморозков, числом таким, что в пересчёте на единицу площади создаёт плотность населения больше, чем в большинстве же регионов России. Сам образ жизни их наталкивает на мысль, что половина из них импотенты, а половина пидорасы — самые крутые и уважаемые вообще годами живут на огрызке без женщин, и ничего, вполне удовлетворены. Они бродят, что-то ищут и исследуют там, где уже каждый сантиметр обоссан, где каждый куст трижды осмотрен до нанесения на карту точного количества веточек. Плотность заставляет их палить друг в друга при встрече, что никак не мешает почти совместно квасить в барах, чудодейным образом сохраняя здоровье. Экономика происходящего их не грызёт; редкие подкустные ништяки у них покупают очень дёшево, но средств хватает даже на экзоскелеты, мизерность моторесурса которых в условиях среды страшно представить. Их постоянно хреначит током, окутывает ядовитым газом, по ним чиркают пули, их кусают, травит ядовитая сопля, свисающая с потолка — живы, черти! Вообще иммунитет у населения опасного огрызка потрясающий. Количество суммарно убиенного за день по Z.O.N.E. монстрятины не приводит к эпидемиям холеры, несмотря на то, что сталкера категорически не любят лопаты.
Но, несмотря, на всё сказанное, нужно признать, что жизнь у них весёлая и интересная. Они свободны, разгульны, вольны в выборе мишеней. Сталкеры из книг сидят у костров, слушая рулады под гитару, и всякий, кто умеет как-то брякать на инструменте, гарантированно найдет своих благодарных слушателей. Они вольны чатиться с помощью вечных неразряжаемых КПК, они в курсе и в теме. У них нет начальников — лишь условные главари. Не понравился — ушел, везде одинаково романтично и ядовито. В рот ветерану смотрит молодняк, ловя каждое слово, впитывая каждую новую легенду. И про них пишут книги.
Про нас вряд ли кто напишет, не о чём.
Найти что-то ценное, как выяснилось, чрезвычайно сложно. Нашли магазин поблизости, и всё. Далее — рутина, без просвета и продыха. Бесконечные хозработы, поручения в духе 'мальчик, сбегай'. Никого твоя деятельность, по большому счёту, не интересует, у всех свои дела, свои заботы. Ты вечно что-то упускаешь, не знаешь, что произошло — никто тебя просвещать не собирается, а новостных СМИ нет. На этой планете риск работы сталкера, пока что, во всяком случае, сродни риску охотника, не более. Только охотники приносят добычу каждый день. Гитара? Я вас умоляю. Костёр? Только если траву палишь на полях. Женский пол есть, но на шею грязным мужикам, только что вернувшимся с рейда, никто не кидается. С барами вообще завал! Страсть, как плохо у нас с барами… Отдельно бесит топосъёмка, скучнее работы не видел. Сбор гульбария по наказу научников… Надо в настоящее дело, а его нет. Все обстоит так, что это самое Дело ты должен вычислить сам — не можем пока. Нам дали ПНВ, но экзоскелетов всё нет, как нет — тащили мы тут с Гоблином одну местную косулю…
Может, я обратно в журналисты хочу? А что! Создать газетку 'Новая Россия' в четыре полосы, собирать сплетни, большую часть тиража распространять по сокамерникам, а поздними вечерами спокойно сидеть в клубе за шашками или на скамейках площади с девчатами из посада — на гитаре я могу, и неплохо.
На самом деле у меня лёгкий депресняк. Нужно Дело.
Отправиться искать анклав с условным названием 'Лесник', как я планировал, не получилось даже через две недели. Сначала мы были заняты установкой знаков — машиной по трассе и пешедралом вокруг замка. Дело было срочное, покататься удалось немного (чаще ручками-ножками), а тут ещё наш главный инженер, зайдя в автомастерские, подложил мне жирнющую свинью. Критически оглядев наш автомобиль, он неожиданно спросил, причём в присутствие механиков, Гонты и шерифа, то есть свидетелей и комментаторов. Обычное дело, мужики тусуются около техники, тёрки трут, власти кости мнут. Уже традиция, автомеханики бокс-мастерские обуютили, воссоздали гаражную ауру 'Побег из курятника'.
— Скажите, Сергей, а вы не боитесь на ней кататься?
— Не понял, Евгений Иванович, в чём должна быть причина моих опасений? — я не заметил подвоха.
— Машина всё еще бандитская, — нежно погладив кузов, заявил он. — Кровной, так сказать, мести не опасаетесь?
У меня похолодело внутри. Всё, здравствуй, здравствуй, новый гемор. Ну, а сам-то что, не мог сообразить раньше?
— Точна-аа, — выпятив нижнюю челюсть, прошипел не ко времени заглянувший Гонта. — Масть та же! 'Папа, папа! Там в лесу та самая машина стоит, что нашего дедушку застрелила! Горчичная! Ты еще их на кол посадить пообещал! Буди дядю Витю и братиков, я за ружьями побежала!'
— Могут, были случаи, — авторитетно подтвердил Петя Уксусников, наш шериф. — Суд Линча есть один из главных атрибутов хаоса. Правы Евгений с Гришей, машину сперва перекрасить бы надо.
Лунёв, только что поднявшийся с самодельной подкатной тележки, услышав такое рацпредложение, взвыл раненой волчицей:
