Обо всем по порядку: Репортаж о репортаже

— Все — так. Только вы не думайте, что стилисти­ческие выкрутасы так уж важны: главное за что и против чего автор, мы — не Флоберы.

— Мартын Иванович, помилуйте: зачем же вы за­ставили меня читать, печатали бы как есть?

— Мне лучше знать—зачем. Вы — при должности.

Пикировка, постороннему показавшаяся бы не

слишком вежливой, заканчивалась тем, что мы не выдерживали и смеялись.

Мержанов нежно, даже сентиментально, впадая в во­сторженность, любил футбол красивый, изящный, технич­ный, был верным поклонником бразильцев. Среди наших мастеров его избранниками были Г. Федотов, Пайчадзе, Нетто, Сальников, Воронин, Месхи. Он мог любоваться их фотографиями, а если кто-то заставал его за этим занятием, заявлял: «У вас, разумеется, другие герои, вам подавай бегунов, костоломов, силачей», хотя подошед­ший не проронил ни слова. Это не было вздорным ворчанием, Мержанов слишком хорошо знал хрупкость футбольной красоты, как нелегко ее сберечь, сколько у нее противников. Он враждовал с теми, кто превозносил оборону, забывая сказать доброе слово об атаке. Футбол он мерил по форвардам и сокрушался, что в новейших тактических построениях их становится меньше.

Работавшие рядом с Мержановым нередко расхо­дились с ним в оценках, не принимали его крайностей. Одно время Мержанов сидел в комнате вдвоем с Алек­сандром Яковлевичем Виттенбергом, известным по псевдониму — А. Вит, и все, кто проходил мимо их двери, изумлялись: «Когда же они работают?» С утра до вечера оттуда раздавались крики: «Ты — жалкий оборонец!», «А ты — демагог и авантюрист!» Это не мешало Мержанову и Виту, людям умным и интел­лигентным, отдавать должное друг другу, без этих схваток им, по-моему, было бы пусто.

Были и в прежние времена журналисты, писавшие о футболе со знанием дела, твердо и самостоятельно (М. Ромм, А. Перель, И. Бару, В. Фролов, Н. Киселев), но они оставались как бы сами по себе. Мержанов, коль скоро он оказался во главе «Футбола», специаль­ного журнала, замыслил создать школу боевой, атаку­ющей журналистики и сам ее возглавлял, атаковал. Каким он хотел видеть футбол — активным, технич­ным, наступательным, такою он мыслил себе и фут­больную журналистику. Добиться этого было не так просто, как может показаться, к соблазнительной фут­больной теме льнут самые разные люди, среди них достаточно и таких, которые готовы «входить в поло­жение», особенно если затронуты команду тренеры, игроки, им близкие, или таких, которым «до лампоч­ки» проблемы, лишь бы пописывать, никого не заде­вая, безбедно, с удобствами.

Мержанов сражался все шесть лет, что был редак­тором «Футбола». И был влюблен в свое детище. Как-то, листая свежий номер, он произнес: «Сколько тут всего, а? И за какой-то пятачок. Год назад болель­щику и не снилось такое чтиво».

«Футбол» начал с экспериментального — для выяс­нения рыночного спроса — стотысячного тиража, кото­рый стремительно рос с благословения довольной «Союзпечати». Был период, когда тираж подскочил, если память мне не изменяет, до трех миллионов. И читатели были довольны, и прибыль выросла. Вдруг нас поставили в известность, что тираж ему назначен постоянный — миллион двести тысяч. Кто назначил, почему пренебрегли интересами людей, да и финан­совыми выгодами, — осталось неизвестно. Если в Мо­ скве «Футбол» продавали свободно, то в других горо­дах им стали спекулировать, а райцентры и сёла и вов­се его лишились.

Случилось это после того, как в 1964 году наша сборная проиграла в Мадриде финальный матч Кубка Европы испанцам. Тогда отстранили от команды тре­нера Бескова, и, как мы чувствовали, футбол из-за этого поражения «наверху» необъяснимо, безвинно впал в немилость.

Спустя время мне рассказали, как было с тиражом. Перед М. А. Сусловым, в ведении которого находи­лась печать, положили сводку тиражей всех газет и жу­рналов. «Футбол» там оказался выше некоторых ор­ганов, считавшихся «главнее». Тогда его название об­вели красным карандашом, к овалу присоединили стрелку, указывающую его место пониже, знай сверчок свой шесток. Ведомственный пиетет был соблюден. Это называлось тогда «тиражной политикой».

Снижение тиража задело нас; мы-то были убеждены, что делаем полезное и выгодное дело, надеялись быть еще более полезными и выгодными. Мержанов как-то затих, как истинному редактору ему было присуще хозяйское чувство, он гордился растущей популярностью издания.

Вообще же свои первые годы «Футбол» прожил на подъеме.

И вот в конце 1966 года, после окончания че­мпионата мира, стало известно, что Мержанов уходит. В Англии, хотя мы с ним подолгу находились вдвоем, он о своем намерении не объявлял, думаю, потому, что не считал возможным отвлекаться от работы спецкора.

— С меня довольно, — сказал он мне с глазу на глаз. — Шестьдесят шесть. Уже неловко общаться с юнцами, а они прибывают каждый год. Кто я для них? Старый человек, да еще прихрамывающий, с па­ лочкой... Теперь ваша очередь.

— Вы за меня уже решили?

— Какой может быть разговор? По крайней мере я уверен, что вы «Футбол» не пропьете...

За шуткой скрывались грусть и тревога.

— Да и, по правде говоря, не вижу, что еще можно затеять, все писано-переписано за шесть лет... А я обя­зан написать книгу о своих военных впечатлениях, да и о футболе тоже. (Мержанов осуществил свои намере­ния: выпустил книги «Так это было» и «Еще раз о фут­боле».)

Состоялись торжественные проводы в Доме жур­налиста, сотрудники редакции постарались, отпечата­ли специальный номер маленьким тиражом с портре­том Мартына Ивановича на обложке и аншлагом «Ко­манда «Футбола» — своему капитану, основоположни­ку Мартыну Ивановичу Мержанову»,

Мержанов внушил всем «инстанциям», что я дол­жен стать его преемником. Так и получилось.

Тут вот что занятно. Согласно штатной ведомости, должность редактора «Футбола» ниже должности заместителя главного редактора «Советского спорта». И когда мое назначение состоялось, некоторые в лицо, соболезнуя, а другие за глаза распространялись о моем «понижении», подозревая немилость и козни. Даже если бы я попытался объяснить, что свою новую долж­ность принял как «повышение», мне все равно бы не поверили. К тому времени я остановился на одной футбольной теме, и что могло быть «выше», чем стать редактором «Футбола»!

Редакционные посты меня не прельщали, я слиш­ком хорошо знал, что в газетном ремесле пост — это подавленные замыслы, писание наспех, через силу, по ночам и в отпуске, бесконечное откладывание планов до лучших времен, которые так и не настанут. Но уж коль скоро помимо моего желания вышло, что мне поручили редакторскую работу, то ее совпадение с мо­ей журналистской темой было лучшим из зол.

Но грешно не сознаться, что в конструировании и выпуске газеты затаено удовольствие. Это в самом деле увлекательно, когда казалось бы из ничего, как из пены морской, рождается номер, осуществляется то, над чем думали, бились, ради чего шли на риск, во что верили. Удовлетворение доставляло и то, что изготов­ляешь «товар», нечто вещественное, имеющее цену, дефицитное, что мы — не канцеляристы, а производст­венники. Я обожал торчать в типографии, водил друж­бу с наборщиками и печатниками.

Как и всякую иную работу, газетную проще про­стого свести к формальному исполнению обязанно­ стей. Футбол живет по расписанию, и «Футбол» можно делать ему вслед. Обзор высшей лиги, обзор первой лиги, текущая информация, новости из-за рубежа, переводная статья, интервью с тренером команды, оказавшейся в прорыве, с форвардом, лидирующим в споре бомбардиров, — и все 16 страничек заполнены. Такие номера не что иное, как отбывание номера. Было время, когда я урывками занимался комме­ нтированием матчей по телевидению. Пообвыкнув, ощутил, что сопровождать движения игроков и мяча можно хоть с утра до вечера, стояла бы рядом бутылка боржоми. А если задаться целью вникать в события, разгадывать психологическую подоплеку, характери­зовать особенности команд, правоту одной и заблу­ ждения другой, то тогда после полутора часов, про­веденных у микрофона, выматываешься до предела. Так же и с «Футболом». Ничего не затеешь, и выйдет номер, на который глаза бы не глядели, хотя внешне и не к чему придраться.

Забавляли письма, на конвертах которых было на­чертано: «Отделу писем», «Отделу иллюстраций», «Се­кретариату», «Отделу информации», «Иностранному отделу». Бывалым читателям и в голову не могло прийти, сколько нас в редакции общесоюзного жур­нала, они не сомневались в нашей «солидности»,