понимании Е.В. Шелестюк, код культуры – это своего рода «сетка», которую культура «набрасывает» на окружающий мир, членит, категоризует, структурирует и оценивает его. Можно найти достаточно явные соответствия между кодами культуры и древнейшими архетипическими представлениями человека. И это неудивительно, так как эти представления они, собственно говоря, и «кодируют».
Если продолжить аналогию с «сеткой», то можно сказать, что коды культуры «образуют» некую матрицу или систему координат, с помощью которой задаются и затем сохраняются в нашем сознании эталоны (образцы) культуры. Сами по себе коды культуры – категории универсальные, т. е. они присущи любому человеку. Но это не значит, что они одинаково проецируют культуру на язык. Ведь и их проявление, удельный вес каждого из них в определенной культуре, образы языка, в которых эти категории воплощаются, всегда этнически, культурно и лингвально обусловлены.
Культура, как известно, располагает достаточно большим набором познавательных кодов. Но базовым кодом, ядром семиотической системы любой национальной культуры служит, без сомнения, этнический язык, поскольку он – не просто «средство описания культуры, а, прежде всего, знаковая квинтэссенция самой культуры» (Пелипенко, Яковенко, 1998). Код – это принцип организации материального (субстратного) носителя информации (Д.И. Дубровский), открыто-замкнутая система означивания, в которой элементы, знаки получают свою значимость (value) через парадигматические и синтагматические соотнесения с другими знаками (Б.А. Парахонский), символический порядок образования и организации значений, порождаемый базисными моделями культуры.
Из этого следует, что код не просто разновидность языка, как, например, диалект, он стоит как бы над лингвистической системой; код выступает типом социальной стилистики или символическим механизмом формирования значений. Для выражения ментальности народа код особо значим, поскольку кодирование, опираясь на знаки, не ограничивается процессом передачи сообщений. Это процесс, который, представляя глубинные механизмы познания, образует каркас всего процесса семантизации действительности, продуктом которой выступают ценностно-смысловые отношения, сложившиеся в той или иной культуре. Такие смысловые отношения фокусируют в себе синергетическое взаимодействие языка, сознания и культуры. Поэтому нельзя не согласиться с Б.А. Парахонским в том, что «изучение механизмов кодирования реальности проливает свет на скрытые глубинные процессы жизни культуры, устанавливая конечные параметры ее организации» (Парахонский, 1982: 72).
Культура формируется и существует благодаря лингвокреативному мышлению, «привязанному» к определенному месту, времени, событию и опыту в целом. Поэтому язык культуры – это ее «приводящий ремень», «пятый элемент», стихия, естественная среда ее обитания, способ символической организации. Мир языковых значений с его структурой ценностно-смысловых отношений оказывается культурной формой существования культурного знания и способом его функционирования в духовно-практической деятельности народа (Парахонский, 1982: 64).
Сознание как вербализованная форма социального опыта выступает, таким образом, когнитивной базой культуры (Петренко, 2005: 34), ее смыслообразующим средством. В связи с этим особым содержанием наполняется суждение, высказанное в работе А.А. Пелипенко и И.Г. Яковенко (1998): смысловое пространство культуры и человеческого сознания задается границами выразительных возможностей ее знаковых систем, прежде всего лингвосемиотической. А определенным образом структурированная совокупность знаний и представлений, принадлежащих в той или иной степени всем членам этноязыкового сообщества, служит когнитивной базой ментальности народа.
Таким образом, можно говорить о синергетике языка, сознания и культуры. В наиболее лаконичном изложении синергетическое взаимодействие этих категорий обнаруживается в их следующих функциях. Культура как семиотизированное этническое сознание предполагает именование всему, что входит в этнокультурное пространство. Она является источником знакообразования, основным способом передачи человеческих знаний (наряду с наследственной видовой и индивидуальной памятью). Изучение языка, следовательно, позволяет увидеть мир изнутри этноязыкового сознания, сформированного соответствующей культурой (Н.В. Уфимцева). Это становится возможным потому, что само этноязыковое сознание представляет собой присущий данному этносу инвариантный образ мира, непосредственно закодированный в языковых значениях (Е.Ф. Тарасов). Языковой знак как «живая клеточка» этноязыкового сознания несет в себе скрытую энергию (потенциальную модель) культурного поведения, а система значений отражает систему самой этнокультуры. Именно благодаря системности языковых значений возможно познание наивного образа мира того или иного этнокультурного сообщества, лежащего в основе его ментальности.
Вопросы для самопроверки
1. Назовите точки пересечения языка и культуры.
2. Как соотносятся между собой понятия «языковое сознание» и «культура»?
3. Что вы называете этнокультурными константами этноязыкового сознания?
4. Что общего и что различного в содержании понятий «ментальность» и «менталитет»?
Проблемные задания
Глава 6
«Языковая картина мира» и этноязыковое сознание
6.1. Смыслообразование на разных уровнях культурного сознания. 6.2. Лингвокогнитивное моделирование картины мира. Лингвокультурема. 6.3. «Языковая картина мира» и этнокультурная специфика слова.
6.1. Смыслообразование на разных уровнях культурного сознания
Смыслообразование – функция сознания; в наиболее общей формулировке, культурно значимый смысл – это наиболее общее и диффузное отражение денотативной ситуации в ее целостностной ценностно-оценочной интерпретации, без анализа, расчленения. В процессе номинирования объекта культурного осмысления словом (фраземой) происходит его конкретизация и структурирование (упорядочивание). В результате этого возникает значение слова (фраземы), которое выражает лишь одну из сторон культурного смысла. Вот почему для выражения какого-то смысла в одном и том же языке порой существует целый ряд синонимов, а для выражения его средствами разных языков иногда сложно подобрать нужные слова, поскольку их значения содержат разные наборы культурно-смысловых признаков.
Отличается смысл и от понятия, хотя оба являются однопорядковыми образованиями – категориями мыслительной деятельности. Смысл – допонятийная категория, он более абстрактен и менее структурирован, так как отражает в сознании разнообразные связи между сторонами одного предмета или разными предметами. В результате предикации[2] из слабоупорядоченного смысла формируется понятие, в котором отражаются уже структурированные наиболее существенные смысловые признаки предмета номинации. В этом плане смысл сродни концепту. В свете сказанного несложно понять, насколько важен «смысл» для лингвокультурологии: за ним стоит отражение целой совокупности экстралингвистических факторов, связанных с обозначаемой денотативной ситуацией. Смыслы, в которых эти факторы преобладают, будем называть культурными смыслами.
На наш взгляд, рассматриваемые мыслительные категории по-разному соотносятся и с языковым значением. Понятие составляет его интенсионал (ядро), а смысл (в виде элементарных сем) распространяется и на импликационал (периферию значения), охватывая, таким образом, всю семантическую структуру слова. В культурном концепте находят своеобразное сочетание и понятие, и смысл, и образ в их ценностно-оценочном ракурсе. Поэтому, как принято говорить в лингвокультурологии, языковое значение не выражает, а «схватывает» концепт (см., например, работы Е.С. Кубряковой).
Осуществляется смыслообразование при взаимодействии подсознательного, сознательного и надсознательного уровней сознания. В результате такого взаимодействия формируются различные единицы культурного смысла: от потребностей и установок – до сложных ценностно-смысловых структур.
1. Подсознание – сфера бессознательного, всего того, что не подвергается
