Лингвокультурология. Ценностно-смысловое пространство языка: учебное пособие

Так что же представляют собой коннотации – лингвистическое или экстралингвистическое (культурологическое) явление?

Попытки Ю.Д. Апресяна обосновать экстралингвистическую сущность коннотации («оценка объекта действительности, именем которой является данное слово») убедительны лишь для небольшой группы слов – этнокультурных номинантов. Ср.: swines flesh – ?мясо свиньи? apork – ?свинина?. Обозначая один и тот же объект, только в иудейском языковом сознании первое словосочетание связано с коннотацией нечистоты (пример – Э.Дж. Уотли). В большинстве случаев более корректно было бы говорить не об экстралингвистической сущности, а о внеязыковой (пресуппозиционной) природе культурных коннотаций. Тем более что сам автор пишет: «…коннотации характеризуют, как правило, основные, или исходные, значения слов, а материализуются они в переносных значениях, метафорах и сравнениях, производных словах, фразеологических единицах, определенных типах синтаксических конструкций» (Апресян, 1995: 163): свинья – ?неряха, невоспитанный и грубый человек, подлый и низкий человек (коннотации неопрятности, неотесанности, грубости, примитивного и хамского поведения)?, напиться как свинья (коннотации грубости и неотесанности), метать бисер перед свиньями – ?говорить нечто такое, чего собеседник, в силу своей примитивности, не сумеет оценить по достоинству?, война есть война (коннотации зла, бесчеловечности, аморальности, опустошения). Эти и подобные примеры должны показать, по мнению сторонников экстралингвистической сущности коннотации, что коннотативными признаками обладают культурные предметы знакообозначения, а не сами языковые значения, хотя объективируются они названными выше языковыми средствами.

В нашем же представлении рассматриваемые отношения обусловливаются сложными механизмами взаимодействия трех рече-мыслительных координат: а) референта как поименованного в процессе познания предмета действительности, б) его отраженного в сознании человека образа и в) средства вербализации. В результате познания (осмысления), т. е. отражения и воспроизведения предметов номинации, фиксируются знания об их свойствах и признаках – облигаторных и факультативных. Полученные знания составляют содержание и способ существования сознания, суть которого – соотнесение знаний с действительностью, вновь приобретенного знания – с ранее накопленным опытом.

Языковые знания служат содержанием и способом существования языкового сознания; специфической формой выражения языковых знаний являются языковые значения. Первоначально облигаторные языковые знания формируют интенсионал – смысловое ядро соответствующего языкового значения, а факультативные языковые знания формируют его периферию в виде импликационала, устойчивой сети ассоциативно-образных и экспрессивно-оценочных отношений человека, связанных не только с познаваемым объектом, но и со всем социально-психическим контекстом его существования. Интенсионал традиционно воспринимался как собственно лексическое (предметно-логическое) значение, а импликационал – как культурная коннотация слова, т. е. его со-значение. Это своего рода фрейм: совокупность хранимых в памяти следов чувственного познания и субъективно воспринимаемых свойств и признаков номинируемого предмета – ассоциаций, образов и обстоятельств, которые в виде некоторого «ореола», «атмосферы», «дымки» как бы обволакивают предметно-логическое значение слова.

Коннотации проявляются в разных языковых процессах, которые, в свою очередь, своим возникновением обязаны «работе» в языке семасиологических механизмов экспрессивно-образной интерпретации и интериоризации результатов чувственного познания. К таким языковым процессам Ю.Д. Апресян (1995: 169) относит метафоризацию, словопроизводство, фразеологизацию, провербализацию, грамматикализацию, семантическое взаимодействие слов. Своеобразие интериоризации форм чувственного отражения в смысловые элементы языкового значения состоит в трансформировании и модально-оценочном преобразовании факультативных и даже фоновых (пресуппозиционных) признаков исходного значения слова, которые в конечном итоге становятся интенсиональными семами в семантической структуре единиц вторичной и косвенно-производной номинации (метафоры, фраземы, провербиумы, некоторые производные слова).

В коннотации, заключает Ю.Д. Апресян (1995: 169), проявляется творческий характер языка, реализуется его эвристический потенциал – лингвокреативный источник постоянного совершенствования и обновления речемыслительных возможностей человека.

Культурную коннотацию обусловливают, если следовать теории Ю.Д. Апресяна, следующие факторы: компаративность (= отношение уподобления); коннотацию (возможность фиксации ее в тот момент, когда несущественный признак обозначаемого объекта стал семантическим компонентом в толковании другой единицы языка). Как этнокультурный стереотип коннотация становится связующим звеном между двумя единицами. Такого рода культурный компонент задает: 1) «внутреннюю форму» слова, его образную структуру; 2) стереотипность использования объекта (коза – обычно символ глупости, любопытства, подвижности, плодородия и т. п.); 3) традиции литературной обработки лексемы (например, коннотации таинственности, мистичности, вечности в значении слов могила, ведьма, луна); 4) исторические, политические, религиозные контексты лексемы; 5) этимологическую память слова (прилагательное правый имеет стереотипную коннотацию ?хороший, честный, надежный?: Иван – его правая рука).

Коннотации языка, как видим, генетически связаны с этнокультурными стереотипами.

14.3. Социокультурные стереотипы и коннотации слова

Социокультурные стереотипы обусловливают характер коннотаций языковых значений (ВайштсзЫ J., 1998: 63), создают трудно уловимую семантическую ауру языкового знака. Они, несомненно, связаны с внутренней формой слова, с мотивировкой его значения. Однако, несмотря на свою неуловимость, внутренняя форма, как и коннотация, может обыгрываться говорящими в их дискурсивной деятельности и влиять на употребление слова. Внутренняя форма утрачивается, если семантическая связь перестает осознаваться носителями языка. В когнитивно-семиологическом описании социокультурные стереотипы соотносимы с понятием прототипа, ставшим для Э. Рош основным в современной когнитивной психологии. Для когнитивно-семиологической парадигмы лингвокультурологии это понятие ценно тем, что помогает осмыслить процессы категоризации, в значительной степени зависящие не только от собственно когнитивных механизмов, но и от того культурно-дискурсивного пространства, в котором находится человек. Опыты Э. Рош показали, что любая категория имеет внутреннюю структуру, состоящую из центра (прототипа) и периферии. В соответствии с этим можно утверждать, что социокультурным стереотипом является некий эталонный член данной категории, в котором воплощены наиболее характерные ее признаки. Метонимическое мышление позволяет по прототипу опознавать всю категорию в целом, формировать социокультурный стереотип.

Для каждой категории можно сформулировать набор характерных признаков, максимально полно воплощенный именно в прототипе. Причем признаки выстраиваются в определенную иерархию. Для птиц можно говорить о таких признаках, как: 1) живой; 2) летает; 3) имеет крылья; 4) имеет перья; 5) имеет клюв; 6) откладывает яйца; 7) питается червяками и зерном; 8) поет; 9) живет на воле и т. д. Иерархия признаков позволяет описать структуру категории, ее центр и периферию. В зависимости от того, сколькими и насколько важными признаками обладает тот или иной вид птиц, может быть построена соответствующая иерархия лингвокреативных возможностей наименований птиц: 1) курица, 2) воробей, 3) орел, сокол, 4) индюк и т. д. Интересно, что некоторыми из перечисленных признаков обладают объекты, обычно не относимые к птицам.

Следует отметить, что выделение того или иного прототипа обусловлено языковыми и культурными особенностями. Так, едва ли малиновка, достаточно редкая в России птица, может считаться у нас наиболее типичным представителем данной категории. Малиновка – типичный представитель для этносознания американцев. Так, для восточных славян типичной птицей всегда была курица. Не случайно в составе фразем чаще других употребляется наименование именно этой птицы: блр.: курам на смех, з кураме (класцця спаць), i куры не шэпчуць пра каго, куры будуць смяяца з каго, куры засмяюць