прихожан, числившихся в церковной книге. Сделать об этом запись было некому — кюре отдал Богу душу на шестой день после поездки Кловиса в Аррас.
* * *
Филипп де Валуа прозванный в народе «Счастливым», шестнадцатый король Франции считая с Гуго I Капета и первый монарх новой династии, сменившей угасшую двадцать лет назад линию Капетингов, стоял на вершине башни Буа, одной из четырех «больших парижских башен» возведенных сто пятьдесят лет назад там, где городские стены упирались в реку.
По левую руку вздымалась темная громада Луврского замка непосредственно примыкавшего к Буа, в одной миле на восток поблескивал огнями остров Ситэ — сердце древней Лютеции. На улицах и набережных жгли костры, не жалея дров и угля.
Слухи о том, что король бежал из охваченного сокрушительной эпидемией Парижа были недостоверны. Да, часть двора включая наследника трона Иоанна, герцога Анжуйского, действительно переехала в бретонский шато де Фужер, подальше от столицы, но Филипп VI предпочел остаться в Лувре, пытаясь удержать в руках обрывающиеся с каждым днем нити управления погибающей державой.
Это был Апокалипсис, Конец Света предсказанный Богословом, разве что без падающих с небес града и огня, смешанных с кровью и явления блудодеицы вавилонской верхом на рогатом звере — в этом король, как самый осведомленный человек Франции, не сомневался. По сравнению с начавшимся зимой повальным мором, война с Эдуардом Английским выглядела пустой прихотью рассорившихся монархов.
Прованс и южная Бургундия опустошены. Потеряна связь с Дофинэ и Монпелье, — гонцы уходят и не возвращаются. Никаких известий из Оверни и Невера. Депеши, отправленные сенешалями Орлеана, Берри и Лимузена выдержаны в панической тональности: остановить распространение Черной Смерти нет никакой возможности, люди покидают города пытаясь спастись в деревнях и отдаленных замках, но поветрие настигает их и там...
Молебны с покаянием не помогают: примас Франции, реймсский архиепископ Жан де Вьенн, приехавший недавно в Париж, неустанно служит мессы во избавление, но высокие небеса остаются глухи у вопиению обреченных.
Столичный прево Этьен Марсель доложил, что только за сегодня, 16 марта 1348, на улицах подобрано четыреста двадцать три мертвеца, еще двести семь обнаружены в своих домах. В тюрьме Гран-Шатле за седмицу умерли девять десятых заключенных. Аббаство Сен-Жермен де Пре потеряло две трети монахов, в Сен-Сюльпис недосчитались половины...
Хоронить на кладбищах внутри городских стен запрещено под страхом виселицы. За периметром укреплений, у аббатств Сен-Лоран, Тампль и под горой Монмартр копают рвы для общих могил. Негашеной извести, пересыпать трупы, не хватает, а взять негде — прево и эшевены городского совета предложили сжигать мертвых и получили благословение церковных властей.
Франция переставала быть единым целым, величественное здание Католической Вселенной рушилось под ударами налетевшего из восточных пустынь поветрия-урагана, не делающего различий между благородными и смердами, прелатами Церкви и людьми ремесла. Смерть безбоязненно разгуливала по христианскому миру, заглядывая в супружеские спальни и иноческие кельи, в покои королей и крестьянские лачуги. Никто не мог преградить ей путь.
— Сир... — Филипп де Валуа не обернулся, узнав голос своего маршала, Карла де Монморанси. — Всё кончено, сир. Только что сообщили.
— Два дня, — очень тихо сказал король, глядя на противоположный берег реки, на изящный столб Нельской башни и светлые стены отеля де Нель. — Всего два дня. Она очень страдала?
— Сир, ее величество Жанна отошла в руки Господа с миром и молитвой на устах...
— Кажется, я спросил о другом, Монморанси.
— Очень, сир. Особенно последние часы.
Королева Жанна Бургундская заразилась на мессе в Нотр-Дам 14 марта и была перевезена в Нельский отель, где ей обеспечили наилучший уход и присмотр врачей Сорбонны. Еще вчера стало ясно, что положение безнадежно, тело покрылось гноящимися язвами, пальцы рук поразила гангрена, начинался ?deme aigu du poumon — отек легких. Как и у многих заболевших чумное гнилокровие было скоротечным, Черная Смерть убила Жанну де Бургонь за неполные двое суток.
Филиппа к жене не допускали: канцлер Фирмин де Кокерель и маршал де Монморанси настояли, чтобы государь оставался в наглухо изолированном от внешнего мира Луврском замке — всех посетителей принимали королевские легисты в южном крыле, немногочисленные срочные депеши передавались приближенным монарха и только затем переправлялись в донжон Лувра, его величеству. Предполагалось, что строгий карантин поможет Филиппу избежать почти неминуемой гибели.
— Что дальше, Карл? — Валуа посмотрел в глаза старому маршалу. — Что делать?
— Не знаю, сир, — честно ответил Монморанси. — Уповать на милость небес и выполнять священный долг помазанника Божьего пока это возможно. Ваше участие в похоронах ее величества исключается.
— Знаю, — кивнул Филипп. — Распорядитесь, чтобы Жанну погребли не в усыпальнице Сен-Дени, а в одном из аббатств за городом. Свинцовый запаянный гроб. Соблюсти лишь самые необходимые требования этикета. Поняли?
— Да, сир...
С востока на город наползала холодная мартовская ночь, в отдушинах башен замка Лувр завывал ветер. Тревожно били колокола десятков парижских церквей.
По улице Сен-Жак Университетской стороны, направляясь к Пти-Шатле и Малому мосту, шел невидимый простым взглядом всадник на бледном коне. Четвертый из четверых.
* * *
Раулю не спалось — заснешь тут, как же! И дело вовсе не в том, что в холостяцком жилище находится незамужняя девица: Жанин ушла ночевать в комнаты мадам Верене, дабы не смущать хозяина. Мэтр сидел в кабинете, неумеренно пил вино и ждал. Ждал, когда появятся озноб, пот градом, резь в глазах и тошнота — первые признаки неотвратимого конца.
Точь-в-точь осужденный на казнь перед исполнением приговора.
Ничего похожего однако не происходило, пускай Абу Бакр Мухаммад ар-Рази и хронисты времен «Юстиниановой чумы» разразившейся в 540 году по Пришествию в один голос твердили: достаточно кратчайшего времени, чтобы тебя сломил недуг. Сын византийского императора, почувствовав себя дурно на рассвете, умер к полудню!
А вдруг барон де Фременкур прав и его арабское снадобье подействовало? Кстати, надо бы сходить проверить, жив ли?..
Мэтр подогрел в котелке воды смешанной с красным пуатевинским, перелил в глиняную кружку и, слегка пошатываясь (вино хорошенько ударило в голову), заглянул в аптечную залу. Свечи оплыли на две трети, но продолжали гореть.
— Вы волшебник, мессир Ознар, — оказывается, господин де Партене пребывал в незамутненном сознании, да и выглядел значительно лучше, чем до повечерия. — Боюсь сглазить, но кажется мы на пути к победе. Повязки промокли, давайте сменим дренажи... Тащите кувшин с уксусом и «жженое вино».
— Выпейте пока, — Рауль сунул в руки барона кружку. — Простите, я слегка навеселе — душевное неспокойствие вполне объяснимо. Испугался.
— Я бы на вашем месте тоже нервничал, мэтр. На фоне всего происходящего вокруг принять в своем доме человека, пораженного чумой — это, знаете ли, подвиг.
— У меня не было выбора.
Невероятно, но отеки на бедре и возле груди начали спадать, новые бубоны не появились. Жан де Партене зашипел, когда Мэтр раздвинул ланцетом края крестообразной раны и извлек ленточку-дренаж, но и только. Терпеть боль умеет.
— Сожгите, как и раньше, — дал указание барон. — Руки вымойте сначала уксусом, потом протрите brandwijn.
— Но зачем? Как это предохраняет от чумы?
— Открою небольшой секрет: зараза распространяется вовсе не посредством неких «миазмов», запаха или теллурических[31] испарений. Вы получили превосходное
