между мной и вторым пилотом. Осмотрелась, и начались неизбежные вопросы, на которые нам нелегко было ей отвечать.
Наконец неуёмное любопытство нашей гостьи было удовлетворено.
— Спасибо, — сказала она. — Мне можно уйти?
— Если хочешь, да.
И вдруг Анюта обняла меня за шею и благодарно поцеловала. Бортмеханик открыл ей дверь — она убежала в пассажирский салон. А я задумался и долго смотрел вперёд, на ровную и чистую линию никогда не достижимого горизонта…
С той поры я особенно любил летать с пассажирами…
Хороша ты, лётная работа. Но и сложна жизнь авиатора!
Хоть в твоих руках и техника и всегда ты живёшь в самой Природе, а сколько тонкостей вокруг и сколько надо знать ещё и такого, о чём не сказано ни в одном учебнике, чего не было в экзаменационных билетах.
Скажем, всем известно, что лучшая пора года — лето. Какие великолепные многометровые кучевые облака воздвигает оно! Причудливые их формы волнуют твоё воображение. То летишь над фантастическим, шевелящимся «айсбергом», то стремительно вонзаешься в тёмно-синий «туннель», продуваемый невидимой струёй попутного ветра. А грозы? Нет в мире ничего прекраснее летней грозы, особенно наблюдаемой с земли!..
Но упаси бог подойти к ней близко!
Дрожь пробегает по могучему металлическому телу самолёта. Стрелка высоты скачет то вверх, то вниз, тебя то вдавливает в сиденье, то плечи упираются в привязные ремни. Только моторы упрямо мчат машину, полагаясь на разум и осторожность пилотов, успокаивают пассажиров ровным слаженным гулом.
Ты умело маневрируешь, порой изрядно накреняясь то на левое, то на правое крыло в поисках просвета. Чем сложнее погода, тем с большим уважением следует отнестись к ней!
Гроза снисходительна лишь к смелым людям, умеющим обуздать свой страх, укротить его волей, знанием, способностью видеть, что и как делается вокруг, а когда необходимо — рискнуть.
Но если гроза нарушает границы обоюдной дружбы и уважения и создаёт условия безвыходные, принуждая тебя возвратиться на аэродром вылета или сесть на запасном, то есть признать своё поражение, возвратись — это поступок настоящего пилота.
…Если ранней весной или поздней осенью приходится лететь в неспокойных облаках — делай вид, будто не замечаешь этого.
В очень же сильную болтанку — «не связывайся» с ней, меняй высоту полёта и поскорее выходи из неспокойной зоны. Тебе лучше и пассажирам приятно.
В сильный встречный ветер терпи, если хватит горючего. При добром попутном — радуйся. Будет хорошая производительность полёта, и, опять же, пассажиры тебя похвалят, будто ты сам подталкивал самолёт…
А как приятно летать весной, когда небо «оттаивает»! Смотришь на землю с интересом первооткрывателя. Как будто все прежнее, ан нет. За зиму появились новые районы городов, промышленные комбинаты, посёлки, ночью примечаешь ещё незнакомые «созвездия» и «галактики» внизу — живые, воистину творческие огни…
Человек в полёте — это, ребята, в полном смысле возвышенно!
Ты в Небе, а познаёшь и Землю. Так и хочется сказать, что, кроме всего, он, Аэрофлот, — Крылатый Географ…
Входим в облака
Наш самолёт входит в облачность…
Известно, что сегодня без метеорологии, без данных о фактической погоде и прогноза не обходится ни один полёт в Аэрограде.
Знать погоду надо и пилотам сверхзвуковых пассажирских самолётов, летающих столь высоко, что и сама погода остается где-то далеко под ними. Ведь пока СПС наберёт свою крейсерскую скорость и высоту, он пролетит километров пятьсот, да после на снижение уйдёт не меньше, а на эшелоне он будет лететь так стремительно, что данные погоды придётся обрабатывать специальными машинами…
Необходимая аппаратура есть и на самолёте, в котором мы летим с вами сейчас. Я имею в виду бортовой обзорный локатор, светоплан которого находится в распоряжении штурмана. Это важнейшая аппаратура в современном «слепом» полёте: мы видим на светоплане каждое облако — и дождевое, и грозовое!
Ну, а если он выйдет ми строя? Теперь такое случается очень редко, а раньше просто выходили из облачности, чтобы не подвергать риску пассажиров.
Валерий Аркадьевич Пуликовский летает 17000 часов!
Начинал он в Средней Азии и летал в дремучих горах Памира, но вот уже много лет — у нас в Ростове-на-Дону.
— Памир — это моя авиационная школа, — говорит он.
Там, в горах, он летал на небольших самолётах.
— Когда под тобой дикие хребты, тянущиеся из края в край тысячами километром, вспоминает он, — то важнее всего определять направление ветра: если он дует поперёк склона — возникают мощные восходящие потоки, а «по ту сторону» — нисходящие, да такие, что «сыплешься» вниз, как на салазках, с Эльбруса! Такие места надо предугадывать и остерегаться их…
С ним приключилась однажды неприятность на четырёхмоторном самолёте. Летели они из Москвы в Сочи на высоте 8000 метров. Недалеко отлетели — и в районе города Венёв вошли в целую серию грозовых фронтов.
Штурман не отрывается от светоплана и подсказывает курсы обхода грозовых «ядер». И вот те на! Локатор отказал… Худшего не придумать…
Тут Валерий Аркадьевич вспоминает, что ровно за 10 минут перед ними прошел Венёв самолёт Ил- 18, скорости обоих самолётов одинаковы.
Вызывает Валерий Аркадьевич по радио своего коллегу с Ил-18 и просит:
— У нас локатор отказал, не выручите?
— Как же, — забеспокоился командир впереди летящего самолета, — непременно поможем! Берите курс двести градусов и следуйте им четыре минуты…
— Взяли, — говорит Валерий Аркадьевич.
— Отлично. Затем на курсе сто семьдесят следуйте шесть минут…
— Хорошо.
Вокруг все черно, кипит, бурлит, сверкает, на земле в домах позакрывали окна, ни одна птица не высунет носа из своего укрытия, а самолёты несутся в многокилометровой бурной толще облаков, то вправо, то влево, да так ловко обходят опасные «засветы», что пассажиров ни разу и не качнуло.
Где-то справа и внизу Куликово поле, Воронеж, затем Лиски, а когда вырвались из облаков, показалась и Россошь. Полтысячи километров вели Валерия Аркадьевича командир и штурман самолёта Ил-18!
— Спасибо, — от души сказал Валерий Аркадьевич своему невидимому помощнику.
Знакомьтесь: штурман
