рассмотреть окружающую местность и уверенно ступать по мокрой и гладкой тропе. Но, несмотря на это и на состояние подчиненных, Кастор ни на минуту не сбавлял темп. Было ясно, что он сегодня ночью доберется до оракула, даже если они этого сделать не смогут.
— Сейчас темно, но вскоре взойдет полная луна, — сказал он. — До храма совсем недалеко, и я хочу оказаться там, пока Пифия не выпила слишком много зелья.
— Ты говоришь так, будто бывал здесь раньше, — заметил заинтригованный Эперит.
На протяжении долгих дней пути, пока он шагал в одиночестве, юноша прокручивал в голове все рассказы об оракуле, которые слышал. Гора Парнас считалась магическим и священным местом, полным тайн и страха. Вернувшиеся в Алибас, паломники рассказывали об огнедышащей дыре в центре горы, которую охраняет огромный змей. Люди спускаются туда после принесения жертвы Гее, Матери-Земле. Внутри находится сама Пифия, которую богиня одарила силой знания всего прошлого и настоящего, а также тайн будущего. Окруженная дымом Пифия говорит таинственными загадками, которые способны интерпретировать только ее жрецы. В это время везде вокруг нее поднимаются и меняют форму вонючие пары, изображающие призраков прошлого или видения того, чему еще только предстоит случиться.
— Нет, к самому оракулу я не ходил, но ждал снаружи, пока туда спускались мои дядья, — признался Кастор. — Они живут здесь, на склонах горы Парнас, и советуются с оракулом два или три раза в год. Я приезжал сюда в молодости за наследством, обещанным мне дедушкой, поэтому хорошо помню это место. — Он огляделся вокруг. — Мы несколько раз охотились на кабана в этих горах.
Галитерс, который теперь шел первым вместо Кастора, крикнул через плечо:
— Покажи ему шрам.
Кастор остановился, отвел в сторону плащ и показал длинный белый шрам, который шел по всему бедру от колена. Хотя быстро темнело, его все еще можно было рассмотреть даже под деревьями, вот только Эперит прежде этого не заметил.
— Кабан? — спросил юноша.
— Не просто кабан, — ответил Кастор. — Настоящее чудовище, гигантский зверь, проживший бессчетное количество лет. Шкура у него оказалась толще, чем щит из четырех слоев обычной шкуры. На ней были заметны старые шрамы от ударов копий. Из пасти торчали два огромных клыка. — Кастор приложил два указательных пальца к подбородку и оскалился, словно кабан, глядя на молодого воина. — Длинные и острые, как кинжалы, да еще и в два раза опаснее, если представить, какой туше они принадлежали. Но самыми ужасными оказались глаза — черные, будто обсидиан, горевшие ненавистью ко всем людям. В них был опыт зверя, который оказался умнее и хитрее многих охотников. Я знал, что стал не первой его жертвой. Зато — последней.
— Его убили твои дядья?
— Я сам его убил! — гордо сообщил ему Кастор. — Я первым в нашей группе увидел, как он вылетел из чащи, выпуская из пасти облачка пара в прохладный утренний воздух. Хотя я тогда был только мальчишкой, но бросил копье ему между лопаток, когда вепрь опустил голову, нацеливаясь мне в живот. Дядья говорили, что кабан сдох до того, как нанес мне улар. Его огромное тело неслось вперед, поэтому клык и вонзился мне в бедро. Меня подбросило в воздух, и я ударился головой о камень. Очнулся только на следующий день. Раны давно перевязали, но болело все тело.
— Тебе повезло.
— Везение тут ни при чем, — фыркнул Кастор, снова трогаясь в путь по тропинке, ведущей вверх. К этому времени как раз подтянулись его подчиненные. Командир показал внутреннюю сторону щита, на которой была нарисована дева в доспехах. — Меня защищает Афина. Я почитаю ее больше, чем кого-либо другого из богов — конечно, за исключением Зевса. А она в ответ охраняет меня от всех невзгод. Это она спасла меня от вепря, а не удача.
Выбор Кастором божества заинтриговал Эперита. У большинства людей имелся свой любимый олимпийский бог, которому они молились больше, чем какому-либо другому, поминали во время каждой трапезы и делали больше всего подношений и пожертвований. Для моряков это был Посейдон, морской бог, для крестьян — Деметра, отвечавшая за плодородие и земледелие, для ремесленников — Гефест, бог- кузнец. Купцы всегда поминали Гермеса, чтобы хорошо шла торговля, девушки молились Афродите, чтобы выйти замуж, женщины — Гестии, богине домашнего очага. Охотник обычно почитал Артемиду, а поэт посвящал стихи Аполлону. Кастор, как и все солдаты, должен был бы поклоняться Аресу, который правит на поле брани. Яростный бог войны давал своим последователям сильные руки и уверенные удары в схватке, а если наступал их день гибели, то помогал умереть почетной смертью в окружении поверженных врагов.
Но вместо него Кастор выбрал Афину, богиню мудрости. Она являлась не символом ярости и жестокости в битве, что ценили все воины, но покровительствовала умению и мастерству в обращении с оружием и знанию военного дела. Она давала своим любимцам мудрость, находчивость и способность перехитрить противников, а не жажду крови и не радость убийства врагов, которые Арес даровал своим последователям. Подобное казалось странным выбором для мужчины.
Над вершинами гор появилась луна. Диск чем-то напоминал изъеденное оспой лицо, а одновременно — гигантскую Горгону, превращающую местность в камень. Долина внизу, по правую руку от членов небольшого отряда, оставалась погруженной во тьму, хотя прорезающая ее река блестела, как лед. Склоны гор над шагающими воинами, выстроившимися в затылок друг другу, окутывали тени, но луна отбрасывала на них серебристый блеск. После ее восхода воины стали заметны из-за блеска доспехов, на которые падал свет, да и их движение можно было рассмотреть. Для этого освещения тоже хватало.
Во время пути они видели не более полудюжины паломников. Конечно, наступила зима, а это не время для путешествия по Греции. Тем не менее, всегда находились люди, которым требовалось посоветоваться с богами. Эперит не исключал, что паломников стало меньше из-за страха встречи с дезертирами, сбежавшими от осажденных Фив. Возможно, теперь, после того, как гражданские войны в Греции практически закончились, также не было настоятельной необходимости советоваться с богами. Мир принес богатство и процветание, а также хрупкое чувство безопасности.
Внезапно Кастор приказал подчиненным остановиться и показал на склон впереди. Там вверх поднимался дым, просачиваясь сквозь кроны деревьев в чистый ночной воздух.
— Видите? — спросил он. — Оракул находится вон там.
— Слава богам, — простонал кто-то из конца строя. — У меня уже ноги отказывают и в животе урчит от голода.
Кастора не тронули жалобы подчиненных.
— Мы можем разбить лагерь и позднее. Вначале я должен увидеть Пифию. Тем, кто может подождать до утра, лучше разбить лагерь здесь, куда не доходит запах дыма. От него можно задохнуться. И проверьте, чтобы больше не дежурил Дамастор, а то его храп может привлечь еще одну банду рыскающих по окрестностям дезертиров.
Воин, который разговаривал с Эперитом у костра, опустил голову. Товарищи посмеивались над ним. Их добрые шутки удивляли, учитывая, в какой опасности они оказались из-за того, что он заснул на посту в то утро. Затем все стали снимать доспехи и распаковывать вещевые мешки. Никто в ту ночь явно не собирался больше ступить ни шагу. Кастор обнял Эперита за плечи мускулистой рукой.
— А мы с тобой можем сходить туда и спросить старуху, что для нас запланировали боги.
Юноша смотрел, как клубы дыма поднимаются и растворяются в ночном воздухе. Он быстро забыл про усталость, накопившуюся за день ходьбы. Наконец молодой воин приблизился к самому оракулу.
— Мы тоже пойдем с вами, — объявил Галитерс.
К ним присоединился худой парень неопрятного вида с ввалившимися щеками и большим носом. Он представился Антифием. Пожимая ему руку, Эперит понял, что у Антифия отсутствуют два пальца, необходимые для стрельбы из лука. Таково было самое суровое и самое эффективное наказание за охоту без разрешения на землях знатного господина. Обычно такое наказание применялось только к простолюдинам. В результате отрубания указательного и среднего пальцев человек больше не мог успешно стрелять. Но Эперит с удивлением отметил, что у Антифия за плечами все еще висит лук.
— Впереди находится священный источник, — сообщил Кастор, когда они тронулись в путь вверх по склону по направлению к деревьям. — Нам следует в нем искупаться перед тем, как входить в храм.
Они подошли к деревьям, которые окружали широкое темное озеро. Вода вырывалась из скалы с
