Наталья Георгиевна уже не дышала. Подоспевший реаниматолог и дежурный доктор пытались вернуть Гундареву к жизни, но было уже поздно…»
Отметим, что чуть позже смерть замечательной актрисы, за состоянием здоровья которой следила вся страна на протяжении четырех лет, вызвала массу откликов в СМИ. Вот как, к примеру, откликнулась на страницах «Комсомольской правды» (номер от 17 мая) журналистка О. Бакушинская:
«За четыре года, которые прошли со времени первого инсульта, мы уже, кажется, явились свидетелями каждого шага Натальи Георгиевны. В прямом смысле слова. Потому что о каждом этом трудном шаге говорили и писали очень много. Часто и не очень тактично. Представляю, как ее раздражали эти фотки из- за угла. Да и какая интересная и ухоженная женщина захочет предстать, мягко говоря, несобранной, на больничной каталке.
Итак, мы знали про нее все. Что инсульт у нее случился на даче, что многие дни она была в коме между жизнью и смертью. Потом все вроде бы стало налаживаться. Были большие планы – вернуться на сцену. А по сути, мечталось хотя бы о малом, о том, что для большинства незаметно вообще: «Пожить жизнью, какой жила. Сесть за руль, войти в квартиру, самой открыть дверь».
Хотелось просто пойти как зрительница на премьеру к мужу. Не пошла. Побоялась сорвать спектакль, понимая, что публика будет смотреть не на сцену, а на нее.
Еще она понимала прекрасно, что стала для обывателя своего рода сериалом – сочувствовали близкие, интересовались многие. Неординарный случай с неординарной женщиной. Она была великолепной актрисой и героическим человеком. Боролась и карабкалась четыре года. Через три повторных инсульта…»
Прощание с Н. Гундаревой прошло 18 мая. Вот как это событие описывали центральные СМИ.
«Московский комсомолец» (номер от 19 мая, автор – А. Рачинская): «В 10 утра гроб с телом Натальи Гундаревой установили в храме Воскресения Словущего на Успенском Вражке, в Брюсовом переулке, где состоялось отпевание. Десятки людей собрались здесь со свечами в руках, чтобы почтить память усопшей.
Увидев все такое же, как при жизни, красивое, утонченное лицо Натальи Георгиевны, многие не сдержали рыданий. Сильно осунувшийся супруг Гундаревой Михаил Филиппов, не стыдясь, смахивал слезы. Леонид Ярмольник прижимал к себе огромный букет белых роз, а затем осторожно, с нежностью, положил их в гроб и прикоснулся губами ко лбу любимой подруги. Рядом плакал у гроба Константин Райкин…
Отпевание длилось около двух часов, после чего в Театре имени Маяковского прошла гражданская панихида. Попрощаться с актрисой пришли тысячи людей. Друзья, коллеги, поклонники и почитатели ее таланта. Под приглушенную классическую музыку люди медленно шли мимо установленного на сцене гроба. Сцене, которой Гундарева отдала 30 лет яркой артистической жизни. Попрощаться с артисткой пришла почти вся актерская гильдия, ветераны и молодежь. Один из первых в зал вошел Иосиф Кобзон и до конца панихиды так и простоял молча на сцене. Почтить память Актрисы пришли Людмила Гурченко, Сергей Шакуров, Александр Калягин и многие, многие другие…»
«Жизнь за неделю» (номер от 19 мая, авторы – А. Родина, Г. Салямова): «…Не протолкнуться было и в Малом Кисловском переулке, куда сразу же после прощания в храме привезли гроб с телом актрисы…
Михаил Филиппов, его сын и три лучшие подруги Гундаревой принимали соболезнования. Михаилу Ивановичу, несмотря на собственное горе, пришлось стать утешителем тех, кто любил его жену. Девушки, обливаясь слезами, бросались к нему, пытались поцеловать ему руки, благодаря за то, что его стараниями Наталья Георгиевна прожила на несколько лет дольше. Актер лишь мягко отстранял их и, глядя в заплаканные глаза, говорил:
– Наташа была очень светлым человеком, позитивным, оптимистичным. Она смотрит на вас с небес. Нам всем нужно быть сильными – ради нее, ради памяти о ней…
Казалось, что на Троекуровском кладбище рыдали все. И родные актрисы, и те, кто пришел проститься с любимой актрисой. То там, то здесь слышались всхлипывания и молитвы…
Черные траурные одежды. Почерневшие от горя лица. А на их фоне, словно палитра обезумевшего художника – яркие цветы. Море цветов. А те, кто знал Гундареву лично, словно бесценные реликвии, крепко сжимали в руках вещи, напоминавшие им о Наталье Георгиевне.
С трудом сдерживая слезы, баба Валя – уборщица Театра имени Маяковского, где служила Гундарева, прижимала к груди книгу о творчестве актрисы. Когда-то ей подарила ее сама Наталья Георгиевна.
– Знаете, я ведь много лет назад именно из-за Наташи устроилась на работу в «Маяковку». Туалеты там мыла. И по многу раз смотрела все спектакли с ее участием. Я ее так любила…
На актрису Евгению Симонову было страшно смотреть. Какое-то время ей удавалось держать себя в руках, но в тот момент, когда гроб с телом Гундаревой опустили в могилу, Симонова, закрыв лицо руками, расплакалась. Ее, трясущуюся от рыданий, пытались успокоить коллеги:
– Женечка, не плачь. Она тебя очень любила.
Лишь спустя несколько минут, с совершенно красными от слез глазами, дрожащим от волнения голосом Симонова попросила слово:
– Я никогда не забуду, как Наташа посадила меня перед собой и помогала вырабатывать сценическую речь. С такой строгостью в голосе… И с такой любовью в глазах!..»
ГУРВИЧ Григорий
ГУРВИЧ Григорий (режиссер театра «Летучая мышь»; скончался 5 ноября 1999 года на 43 -м году жизни).
Гурвич считался одним из самых ярких и талантливых режиссеров поколения 40-летних конца ХХ века. Но судьба отмерила ему слишком мало лет. У Гурвича была лейкемия.
Рассказывает М. Райкина: «Он собирается делать с артистками спектакль. Новый мюзикл. Кажется, он неистощим. И вдруг. Как убийца из-за угла, навалилась болезнь. Он на Каширке. У него операция на позвоночнике. У него первая химическая обработка. Назло всем самым плохим слухам, которые тут же поползли по театральной Москве, он выкарабкивается. Он не намерен быть рабом своей болезни. Ему всего 41, и у него все впереди… Правда, почему-то на записи «Старой квартиры» промелькнет фраза: «Я не хочу говорить о своем будущем». Почему? И почему к сорокалетию он, неожиданно для всех, поставит совсем невеселый спектакль «Вам позволено переиграть» про неизлечимо больного человека. Этот спектакль заканчивается такими словами: «Так в чем возможность моего выбора? В том, как вы встретите неизбежность своего конца».
Нет, он не намерен становиться рабом своей болезни. Он возвращается в театр. К неизменному красному жилету поверх белой рубахи добавляется бейсболка: он вынужден побриться, потому что от химиотерапии падают волосы. Печаль притаится в его глазах.
Три последних месяца жизни он проводит в клинике Иерусалима. Местные специалисты обещают спасти. Лимфолейкоз в 40 лучше, чем в детстве и в старости. Еще три химиотерапии, перед которыми газовые камеры фашистов – просто ничто. Он бьется за жизнь. Лейкоциты выписывают справку на жизнь. Лейкоциты не растут. Но и не падают – значит, выкарабкается. В другой исход никто не верит: Гриша так любит жизнь…
К нему приходит в больницу Юлий Ким, который в мае схоронил жену в Израиле, умершую от рака. Он сам нездоров. И два художника говорят о планах, начинают вместе работать.
Гриша звонит в театр. «Прикрой Любу (жена Гурвича. –
24 октября ему исполнилось 42. В Москве после представления в его кабинете артисты собрали стол с наскоро купленной закуской и выпивкой. Звонят ему в палату в Иерусалим и хором поют «Хэппи бездей». Потом записываются на камеру: «Мы тебя ждем, Гриша». Никто не врет.
Ночью (с 4 на 5 ноября 1999 года. –
Узнав о смерти Гриши, его артисты в этот вечер играют как никогда. За кулисами глотают таблетки. За кулисами плачут. И сквозь слезы, счастливо улыбаясь, выскакивают на сцену. Они ведь несут праздник. Праздник, сочиненный им…»
